— Иди, бусурманин тебя у ворот ждёт. Не то ногаец, не то татарин. Видать, из тех, что коней на торговище пригнали. — Себе под нос проворчал: — Торгуют — улыбаются, а после ворогом с саблей бросаются. — Кинул на казака хмурый взгляд, добавил: — С каких пор стал ты водить дружбу с погубителями людей русских?
Старику было от чего упрекать Дороню. Никодим во время прошлогоднего нашествия крымчаков и ногайцев потерял всех родовичей, сам же только милостью Божьей спасся при пожаре. С той поры ходил неразговорчивый, угрюмый, с потухшим взглядом.
Дороня извинительно изрёк:
— Татарин меня из плена вызволил. Не все, дед Никодим, жаждут крови, и не все из корысти и по своей воле на войну ходят. Сам ведаешь, супротив господаря не пойдёшь.
— И то верно, сынок, — согласился старик. Тёплым вышло слово — сынок. Елеем помазал Никодим израненную и осиротевшую душу казака, такую же, как и у него. Дороня это почувствовал, приобнял иссушенные временем плечи старика:
— Пойдём, отец, показывай гостя.
Караман ожидал у ворот. Увидел Дороню, заулыбался, обнял казака, как родного. Прохожие косились: «Ишь, с объятиями лезут, нехристи! Сколько народу загубили, ироды!» Кровоточила прошлогодняя рана и ещё долго будет терзать людские души и наполнять их неприязнью. Да и то не у многих: уж больно терпеливо и отходчиво нутро русского человека. А если кто и хотел изобидеть недругов, то не смел. На то царёв указ писан — торговых людей и иноземцев не трогать, дабы не навлечь на ослабшее государство преждевременную войну. Да и выгода с торга была немалая — каждую десятую лошадь ногайцы отдавали русскому царю. И ведь верно, торг торгом, а война войной. Те же ногайцы привели коней, в коих после нашествия нужда у Руси великая. Сколько животин в прошлом году пало, сгорело и было угнано — немыслимо! А ведь надо пахать, возить тяжести, воевать. Дороне повезло, его буланый Буйнак чудом уцелел.
Когда покончили с приветствиями, Дороня поинтересовался, удалось ли Караману взять в жёны ногайскую девушку. Крымчак ответил:
— Я, после набег на Заразск, Сарайчик ехал. Потом Ашим уговорил ждать, единственный дочь Акгюль за другой джигит не отдавать. Тот джигит Фархад звать, мне грозил, я не боялся. Сам в Крым ехал, караван из Каффы в Китай провожал, на пути один купец спасал, он мне большой деньга дал, я вернулся, Саттар-бек долг отдавал, Акгюль жена взял.
— Выходит, всё у тебя сладилось, — с лёгкой завистью произнёс Дороня.
Грустинка в словах Дорони не проскользнула мимо Карамана:
— Э-э! У тебя плох, да? Мине говори, моя слушать будет.