На восьмой вечер он заказал себе в номер выпить – две бутылки бренди. И стал пить, размеренно и отчаянно, стакан за стаканом. Но сколько ни пил, залить чувство невыносимого отчаяния никак не получалось, даже наоборот, спиртное только усугубляло его состояние, раздувая проблемы и усиливая депрессию.
Он провалялся на кровати до самого рассвета, пока не побледнело желтое пламя газовых светильников. Голова кружилась, в висках стучало от выпитого бренди, а душа жаждала покоя – того покоя, который он находил только на широких просторах объятого тишиной вельда. Неожиданно перед его внутренним взором предстала картина: одинокая могила у подножия небольшого холма. Он явственно услышал, как над ней с жалобным воем проносится ветер, раскачивая стебли бурой травы. Так вот, значит, что такое настоящий покой, подумал он.
Шон неуверенно приподнялся и сел на кровати.
– Саул, – сказал он, охваченный глубокой печалью.
Еще давно он обещал самому себе совершить паломничество на могилу друга и до сих пор не исполнил обещания.
– Здесь у меня все кончено. Надо ехать, – проговорил он и встал.
У него закружилась голова, и, чтобы не упасть, он схватился за спинку кровати.
Он узнал этот холм еще за четыре мили. У него в памяти неизгладимо отпечатались эти очертания. Симметрично спускающиеся склоны, усеянные, словно чешуей огромной рептилии, тускло отсвечивающими в солнечных лучах валунами; плоская вершина, окруженная каменным кольцом, как высокий алтарь, на котором совершались жертвоприношения богу человеческой жадности и глупости.
Подъезжая ближе, он уже мог разглядеть на его склонах кустики алоэ, мясистые листья которого усеивали шипы, словно зубцы корон, и украшали драгоценные камни алых цветов. На равнине под этим холмом виднелся длинный ряд белых пятен. Приблизившись, Шон увидел, что это пирамидки, сложенные из белых камней, и каждую из них венчал металлический крест.
Одеревенев после долгого дня в седле, Шон медленно спешился. Стреножив лошадей, снял с них сумки, вьюки и седла и пустил попастись. Оставшись один, он закурил сигару; ему вдруг не захотелось подходить к могилам близко.
Тишина этой пустынной земли мягко легла на него; шум ветра в траве не нарушал, а странным образом даже подчеркивал молчание бесконечной равнины. Резкие звуки, с которыми пасущаяся лошадь рвала пучки сухой бурой травы, казались кощунственными в таком месте, но они отвлекли Шона от тяжелых дум. Он направился к двойной шеренге могил. Подойдя к одной из них, остановился. На металлическом кресте грубыми буквами была выбита надпись: «Здесь лежит храбрый бур».