Ада со своими юными дамами начала готовиться к Рождеству 1904 года уже в середине декабря. Двадцатого числа из Питермарицбурга к ней в гости приехали Руфь и Сторма, и Шон стал гораздо реже бывать на ферме; из-за его частого отсутствия работа тяжелым грузом легла на плечи Майкла. А в домике на Проти-стрит царила атмосфера некоей тайны. Шону строго-настрого запретили участвовать в долгих посиделках в покоях Ады, куда они с Руфью удалялись, чтобы в который раз обсудить покрой и детали свадебного платья, – но обсуждали они втайне от всех не только это. Было еще кое-что, отчего юные дамы Ады постоянно пребывали в состоянии возбуждения и время от времени их охватывали приступы сдавленного смеха. Из обрывков случайно подслушанных разговоров Шон понял, что это как-то связано с подарком, который готовит для него Руфь. Впрочем, Шону и без того было о чем беспокоиться, главным образом о своем положении в развернувшейся яростной борьбе за благосклонность Стормы Фридман. Это касалось, в частности, и огромных трат на сладости и прочие лакомства, которые доставлялись Сторме втайне от Руфи. Шетландского пони оставили в Питермарицбурге, и отсутствие лошадки Шону пришлось компенсировать, жертвуя собственным достоинством, о чем недвусмысленно говорили зеленые пятна травы на коленках его штанов. За это он вознаграждался тем, что каждый день Сторма приглашала его на чай со своими куклами.
Из всех игрушек Сторме больше всего нравилась кукла с настоящими человеческими волосами и невыразительным фарфоровым личиком. Как Сторма рыдала, когда обнаружила, что фарфоровая головка ее любимицы разлетелась на множество осколков! При содействии Шона ее похоронили на заднем дворе, и, чтобы украсить могилку, с клумб Ады обстригли чуть ли не все цветы. За похоронами угрюмо наблюдал Дирк. Сторма уже успела примириться с утратой и получала от церемонии столь совершенное удовольствие, что настояла на эксгумации тела, чтобы повторить весь процесс погребения. Всего куклу хоронили четыре раза, и сад Ады выглядел так, будто в нем хозяйничала огромная стая саранчи.
Праздник Рождества для Шона начался рано. Они с Майклом руководили забоем десяти крупных быков для рабочих-зулусов, потом выдавали жалованье и подарки. Каждому мужчине достались рубаха цвета хаки и короткие штаны, а каждой из их многочисленных жен – по две горсти разноцветных бус. Довольные, все весело смеялись и пели песни. Мбежане ради такого случая даже встал с постели и сказал речь, исполненную высокого чувства и глубокую по содержанию. Он еще не очень хорошо владел только что зажившими ногами, но тем не менее красиво потрясал своими копьями, принимал живописные позы и выкрикивал собравшейся толпе ритуальные вопросы.