Чужие пальцы вжимаются в челюсть, заставляя открыть рот. Они еще и язык у него вырезать решили? Дэрил пытается дернуться, сделать хоть что-то, но у него не осталось сил, слишком долго боролся. Он может просто лежать полудохлой тушей на грязном полу, позволяя творить с собой страшное дерьмо.
Дэрил с силой сжимает скользнувший в рот палец, прокусывая кожу до крови — единственное сопротивление, которое ему доступно, за что тут же получает по лбу, сильно, больно и дико обидно. Хотелось бы посмотреть уродам в лицо, вот только перед глазами уже давно плывет, темные пятна пульсируют, расползаясь на всю поверхность.
Он все же разжимает челюсти, выпуская свою добычу, а во рту разливается отдаленно знакомый вкус. По телу проходит дрожь, сильная, как будто все кости пытались покинуть тело, выбраться из плена мышц и мяса. Но удержать собственное тело просто нет возможности. Дэрил воет, сворачивается в калачик, сжимая раненные конечности, пытаясь спрятаться от выворачивающей сознание пульсирующей боли. Самое страшное — он не может даже отключиться, упасть в спасительный обморок, где не будет этого ужасного ощущения. Впервые Дэрил был в маленьком шаге, отделяющим его от смерти от болевого шока. И все же собственная врожденная выносливость не дает этого, заставляя мучиться в настоящей агонии.
Отдаленно, на краю сознания Дэрил осознает, что ему дали пилюлю и что это скорее всего Граймс. Какой-то чертов каннибал не стал бы даже запариваться. Но зачем это Рику…
Диксон вздрагивает, когда лба касается осторожная восхитительно прохладная ладонь. Он тянется к ней, надеясь остудить пылающую кожу. Но ее отнимают, оставляя Дэрила прижиматься к полу.
Боль потихоньку, капля за каплей покидает его тело. Но это настолько долго, что Диксону кажется, что проходит целая вечность, перед тем как он вновь может пошевелить пальцами рук, сжать мышцы, непригодные пока на большие усилия. Дэрила вновь вздергивают на ноги, тащат куда-то, не давая провалиться в сон, который позволит восстановить силы. В нос бьет что-то твердое, лоб раздражающе щекочет, его дергают, шевелят, болезненно сжимают. Но наконец-то все успокаивается. Дэрил устраивает голову поудобнее, находя подбородку удобную опору, руки свисают впереди, под задницу придерживают чужие ладони. Это практически удобно. Он зевает, устало прикрывая глаза. Мысли странно плывут, трансформируясь, сгоняя недавний кошмар.
Дэрил был не самым простым ребенком и совершал все возможные косяки. Он рано остался без родителей для их общества, а дети бывают слишком жестокими. Безотцовщина, даже мать бросила, грязный сирота. Как его только не называли, как его не избивали. Сначала приют, из которого он убегал, где его били настолько сильно, что даже пьяные буйства отца, хватавшегося за железный прут, кажутся какой-то мелочью. Но он научился выживать. А потом появился Мерл, только отслуживший в армии, готовый взять ответственность за него. Дэрил был глуп и, конечно же, как и любой подросток, ненавидел его, считая, что тот его бросил, что не пришел раньше. Вспоминать все это было слишком долго, да и горько. Но… Был один момент из его жизни, который лучше всего врезался в память. Дэрил, уйдя во все тяжкие, пытающийся то ли пойти по стопам брата, то ли наоборот, вывести его из себя, чтобы тот вернул его обратно, совершил страшную ошибку. Выпивка, наркотики, пьяная драка, чуть не закончившаяся трагедией, и Мерл, появившийся в самый нужный момент. Тогда он не стал кричать, пытаться что-то выяснить, только выписал увесистую оплеуху, схватил за шиворот, ставя на ноги, и так же посадил к себе на спину. Дэрил впервые ревел, захлеб, размазывая сопли и слезы о кожаную куртку брата, за все: за то, что потерял мать, за то, что отец избивал и бросил его, за то, что Мерл так поздно пришел. А брат просто слушал, позволяя этой истерике продолжаться.