Там, у цели, никакой серьезной работы для них нет; после качественной обработки артиллеристами на этом третьем рубеже возможно только эпизодическое сопротивление. И вот, хоть на правом фланге продолжает грохотать артиллерия, фронт и соответствующую линию обороны можно считать прорванными. И только тут кое-кто, у кого имелись часы, догадался посмотреть на них и увидеть, что время клонится к четырем вечера. Боевая задача выполнена, но на это ушел почти полный световой день. С серого неба идет мелкий снег, скоро начнет темнеть, но лыжные батальоны все равно входят в прорыв, в то время как в другую сторону тянутся сани и волокуши с ранеными во время этого штурма бойцами и командирами. На станции Териоки этих раненых уже ждет санитарный поезд, который доставит их в Ленинград (не такой уж и далекий) – прямо в благоустроенные госпиталя, под опеку опытных профессионалов.
И вот в этот момент, когда в разрыв фронта потоком вливаются советские войска, а радиообмен (что на финской, что на советской стороне) достигает максимума, радиоразведка, наконец, с уверенностью локализует положение командующего Карельской армией генерала от инфантерии Эрика Хейнрикса и выдает целеуказание расположенному за Сестрорецком дивизиону «Точек-У». Местом дислокации штаба Карельского фронта является старинный замок в Выборге, в былые времена считавшийся городской цитаделью, а в настоящее время использующийся как статусное место для размещения административных учреждений. Четыре ракеты, оставляя за собой дымный след, на столбах огня поднимаются в уже темнеющее небо, потом следует пара минут ожидания, после чего с борта А-50 сообщают, что все четыре ракеты достигли цели. Уж если не командующего, который мог отлучиться по каким-то своим делам, так возглавляемый им штаб прибить удалось точно. В любом случае, для противника это утрата управления и замешательство, а советское командование не упустит момента развить намечающийся успех…
Закончился еще один прожитый на войне день. Фронт прорван – и враг бежит или остался в перекопанных и перепаханных вдоль и поперек траншеях и блиндажах. Такой огневой мощи я не видел ни на той германской войне (хоть прошел ее всю от начала и до конца), ни под Смоленском, когда мы добивали девятую армию германцев, ни во время прорыва под Оршей. Там, под Оршей, конечно, тоже хватало тяжелых орудий, но «чемоданы» калибром в одиннадцать-двенадцать дюймов над нашими головами тогда все-таки не летали. И если морские двенадцатидюймовые пушки в железнодорожных установках громили что-то в глубине финской обороны, то чудовищные снаряды одиннадцатидюймовых мортир рвались от нас совсем близко. Незабываемое, знаете ли, впечатление. Малейшая ошибка наводчика – и все, пишите письма с того света.