— Вы уже знаете о том, что случилось?
— Конечно, трудно не услышать, как эта дура Лиза обвиняет меня в отравлении ее отца. Она так кричит, что слышно, наверное, на соседней улице.
— Я не стану вас спрашивать…
— Почему же? Спросите, лучше покончить с этим сразу! Я терпеть не мог Моше, он мне, можно сказать, жизнь сломал. Старый хрыч, что ему не сиделось спокойно? Но убить… Как, скажите на милость, я мог это сделать?
— Никак, — кивнул Беркович. — Извините за беспокойство. Вы разрешите мне выйти на ваш балкон?
Он хотел взглянуть, видно ли оттуда, чем занимался у себя сосед. Что ж, все было видно прекрасно — даже опрокинутая чашка на краешке столика. В самом салоне царила художественная неразбериха — в жилище химика Беркович ожидал найти куда больший порядок. На диване валялись газеты, книги стояли на полках, лежали на телевизоре и громоздились на стоявшем у окна столе. Там же, занимая половину стола, помещался большой радиокомбайн с выносными динамиками, и десятка два компакт-дисков были разбросаны вокруг.
— Я еще не прибирал в квартире, — буркнул Рошаль, заметив взгляд инспектора.
— Нет, я вовсе не хотел… — смутился Беркович и покинул квартиру со странным ощущением, что видел нечто, способное пролить свет на тайну смерти профессора Подольского. Что он видел? Ничего особенного. Абсолютно ничего, разве только… Такая мелочь, что не стоит внимания.
Постояв минуту на лестничной площадке, инспектор не стал возвращаться в квартиру Подольского, а спустился на этаж ниже и позвонил в дверь, на которой висела табличка: «Профессор Юваль Гликман».
Дверь открыла миловидная женщина лет тридцати — возможно, дочь профессора, а может, жена.
— Простите, — улыбнулся инспектор, — вы слышали сегодня утром какой-нибудь шум?
— Вы из полиции, да? — спросила женщина. — Вой вашей машины мы с мужем очень хорошо слышали.
— А до того? За полчаса примерно…
— Нет, никаких выстрелов или криков, если вы это имеете в виду.
— Я имею в виду любые звуки. Музыку, например.
— Если это можно назвать музыкой! Сосед, что над нами, вдруг с утра пораньше врубил Вагнера — на полную мощность, представляете? «Полет валькирий» или что-то таком роде. Я думала, у меня барабанные перепонки лопнут. Слава Богу, он тут же уменьшил громкость, а через минуту вообще выключил проигрыватель, так что обошлось без скандала. Но при случае я ему обязательно скажу, что в субботу люди отдыхают…
— Скажите, конечно, — кивнул Беркович и, попрощавшись, поднялся в квартиру Подольского.
— Ваш отец часто вспоминал свою жизнь в концлагере? — обратися он к Лизе.