– Когда было получено это спутниковое изображение? – спросил Пендергаст.
Эрнандес посмотрел на экран:
– Восемнадцать месяцев назад.
– Катер. Увеличьте катер.
Изображение увеличилось, пока катер не заполнил весь экран. Это был старинный «Крис Крафт».
– Вот оно. – Пендергаст обратился к Лонгстриту, глаза его лихорадочно блестели. – Вот где мы их найдем.
Лонгстрит посмотрел на друга. Его голова почти кружилась от скорости, с какой Пендергаст раскрыл это дело.
– Говард, мы должны быстро и жестко прибыть на остров, – сказал Пендергаст. – И мы должны сделать это сегодня.
– Что такое? – повторил Диоген.
– Я подумала, не мог бы ты подготовить катер? – сказала Констанс.
В его голове внезапно возникла пустота, словно он не мог понять, о чем она говорит. Последние минуты были такими странными, ее поведение становилось столь непредсказуемым, что он с трудом сумел выговорить только:
– Катер? Зачем?
– И потом, будь так добр, отнеси на него мои вещи. – Неуверенность и сомнение, которые он заметил прежде на ее лице, исчезли. – Сегодня утром я собрала почти все, когда сказала тебе, что пошла отдыхать.
Диоген провел рукой по лбу:
– Констанс…
– Я уезжаю. Моя работа закончена.
– Не понимаю. Твоя работа?
И теперь ее голос зазвучал холодно и ровно:
– Моя месть.
Диоген открыл рот, но не произнес ни слова.
– Настал момент, которого я ждала, – сказала Констанс. – Не в моем характере злорадствовать или издеваться. Но в моем характере есть жестокость. Поэтому мои объяснения будут максимально краткими. Все это было спектаклем.
– Спектаклем? – с трудом проговорил Диоген. – Каким спектаклем?
– Спектаклем, изображающим нашу любовь.
И теперь он заметил, что в руке она держит старинный итальянский стилет, которого он не видел со времени отъезда из особняка на Риверсайд-драйв.
– Но это не спектакль, я тебя люблю!
– Я знаю, что любишь. Как трогательно. И твое ухаживание было, честно говоря, великолепно спланировано и исключительно исполнено. Ничего другого женщина и желать не может. – Констанс помолчала. – Жаль, что оно не произвело нужного тебе эффекта.
Нет, это какой-то кошмар. Это происходит не взаправду. Не может быть, чтобы она и в самом деле думала то, что говорит. Наверное, эликсир оказался с дефектом и она снова не в себе. И все же Диоген чувствовал, как в его сердце вползает жуткая неуверенность.
– Бога ради, что ты говоришь?
– Неужели нужно еще яснее? Ну хорошо. Тогда слушай: я тебя не люблю и никогда не любила. Напротив, я тебя презираю! Я жила ненавистью к тебе утром, днем и ночью. Я холю мою ненависть, она теперь часть меня, невидимая и драгоценная.