Констанс попыталась сформулировать ответ, но не смогла подобрать слова. Она ощущала слабый запах одеколона. Этот неповторимый и таинственный запах вызвал в ее памяти воспоминание о той единственной ночи…
Диоген сделал еще шаг к ней:
– Идиллия будет нашим бегством от мира, который не нуждается в нас и не интересуется нами. Мы можем прожить вместе сорок или пятьдесят отведенных нам лет, вместе, открывая себя друг для друга, прожить в удовольствии… и интеллектуальных занятиях. В теоретической математике есть проблемы, которые я хотел бы закрыть, проблемы, которые противились решению на протяжении столетий. Например, гипотеза Римана и распределение простых чисел. Мне всегда хотелось прочесть Фестский диск или сделать полный перевод этрусских надписей. Все это, конечно, крайне трудные задачи, на решение их потребуются десятилетия… если их вообще можно решить. Для меня, Констанс, важно путешествие, а не конечный пункт. И мы совершим это путешествие вместе. Мы родились, чтобы совершить его вместе.
Он замолчал. Констанс ничего не ответила. Это все происходило слишком, слишком быстро: заверение в любви, видение интеллектуальной утопии, приманка убежищем, спасением от мира… Некоторые его слова невольно трогали ее.
– У тебя, Констанс, будет все время, какое есть в мире, чтобы предпринять свою собственную одиссею разума. Подумай о тех проектах, которые ты сможешь осуществить. Ты можешь заняться писательством или живописью. Или изучением новых инструментов. У меня есть великолепная скрипка Гварнери – она будет твоей. Подумай об этом, Констанс: мы будем жить абсолютно свободными от этого серого, коррумпированного мира, отдаваясь самым сокровенным занятиям и желаниям.
Он замолчал. Мысли Констанс метались в наступившей тишине.
Немалая часть из того, что он сказал о ней, была правдой. После того как он так жестоко обошелся с ней, Констанс перестала думать о Диогене как о человеке. Он стал просто объектом ненависти, одноцветным существом, и ее интересовало в нем только одно – его смерть. Что она знала о его истории, его детстве? Очень мало. Алоизий намекал, что его брат был любознательным, очень умным, замкнутым мальчиком, – будущий капитан Немо, судя по его библиотеке и интересу ко всему странному и загадочному. Кроме того, Алоизий делал завуалированные ссылки на некое событие из детства, он не желал о нем рассказывать, но считал себя трагически ответственным за его последствия.
Все это слишком давило…
Диоген тихонько откашлялся, нарушив ход ее мыслей:
– Есть кое-что еще, о чем я должен сказать. Это будет мучительно, это заденет личные чувства, но это крайне важно для твоего будущего. – Он снова сделал паузу. – Я знаю твою историю. Знаю, что мой предок Енох Ленг создал эликсир, зелье, которое продлило его жизнь. Он испытал это зелье на тебе, и оно оказалось весьма действенным. Он стал твоим первым опекуном. Как тебе известно, для эликсира Ленга требовалось убивать людей и использовать их cauda equina, то есть конский хвост – пучок нервных окончаний в основании спинного мозга. Много лет спустя науки, в частности химия, развились до такой степени, что Ленг смог создать второй эликсир, полностью синтетический. Для его получения более не требовалось забирать человеческую жизнь.