Но Констанс ничего не ответила.
Диоген смотрел на нее, и на его лице появилось новое, встревоженное выражение, как будто, сказав все это, он испугался, что она откажется. Он заговорил громче:
– Какая у тебя будет жизнь в этом огромном доме без моего брата? Даже если ты вернешься из своей добровольной изоляции, то представь только, как ты будешь год за годом проводить время в обществе Проктора и миссис Траск. Помогут ли они тебе во время твоего одинокого заката, который тебе придется выстрадать… хотя и не по своей вине?
Он замолчал. Если то, что он наговорил, было правдой, то Констанс могла представить картину во всей ее очевидности: бездонность скуки и тоски, сидение в темной библиотеке, перемещение от книг к клавесину, пока исполненный благих намерений Проктор охраняет дверь, а миссис Траск подает ей переваренные макароны. Это вполне можно уподобить дежурству у собственного смертного одра.
– Все те годы, – начал Диоген, как будто прочитал ее мысли, – что ты провела под опекой моего двоюродного прадеда Ленга, – все это было напрасно? Как горько осознавать, что такой могучий интеллект, такие глубокие знания тихо уйдут в небытие.
Он подождал, внимательно глядя на нее, словно побуждая ее заговорить. Но Констанс хранила молчание.
Наконец Диоген вздохнул:
– Мне очень жаль. Я хочу, чтобы ты знала: я уже многим рискнул ради тебя. Я бы никогда не стал принуждать тебя делать выбор. Когда курс лечения завершится и ты сочтешь, что несчастна со мной на Идиллии, я не стану удерживать тебя. Я верю, я знаю: нас ждет там прекрасная и счастливая жизнь. Но если ты не можешь простить мне мои прошлые грехи, если ненависть не отпускает тебя, если ты не веришь, что такая любовь, как моя, способна изменить человека… мне остается только смириться с этим.
И он отвернулся от нее.
Когда он произнес последние слова, на Констанс снизошло удивительное прозрение – то прозрение, которое потихоньку пробивалось наверх во время его монолога. Диоген обошелся с ней омерзительно. Она ненавидела его с нечеловеческой яростью. Но правдой было и то, что (ее пробрала дрожь от запретной природы этой мысли) здесь перед ней находится Пендергаст, которого она может заполучить; Пендергаст, который, вероятно, ближе к ней по духу, чем когда-либо мог бы стать его брат. Если Диоген и в самом деле изменился.
Он натягивал перчатки. Констанс кинула взгляд на стилет, оставленный Диогеном на клавесине. Оружие продолжало лежать там. Чтобы схватить его и вонзить Диогену между лопаток, нужны какие-то секунды. Он, несомненно, знал об этом.