В военкомате суета, хлопающие двери, плавающий по коридору табачный дым, от которого запершило в горле. Вообще, сегодня воскресенье и должен быть один дежурный наряд, а тут такая суета, хотя, народа не слишком много, просто много тревожных судорожных движений и команд. Не знаю, это связано с началом войны или всегда так, я же раньше здесь никогда не бывала, это мальчишки наши приписку проходили. Во дворе перед входом политрук со звездой на рукаве ругается и строит в две шеренги группу гражданских мальчишек. Они с растерянными глазами, со своими котомками и чемоданами бестолково толкутся, как телята. Из каких-то фраз понимаю, что у них сегодня официально запланированная отправка и ни слова о войне, а обычные шепотки, куда их отправят, в какие войска и где лучше всего. Пошла на второй этаж, куда меня направил задёрганный дежурный с одним кубиком в петлицах.
В кабинете, куда через час с лишним я сумела попасть, сидел в облаках сизого табачного дыма капитан с синими кавалерийскими петлицами. Не поднимая головы, взял мои документы, вчитавшись, снял трубку, попросил его с кем-то соединить, продиктовал мою фамилию добавив "флотский радист", после чего положил трубку, отодвинул мои документы и начал читать что-то из картонной папки. Я как вошла, так и стояла, как истукан или идол на языческом капище. За всё время капитан на меня так ни разу не взглянул и не сказал ни одного слова. Классно у них тут…
После короткого стука в дверь просунулся сержант, судя по треугольникам в петлицах, и протянул тоненькую папочку, где на верхнем документе просчитала свою фамилию. Кроме него оказались заполненные мной при приёме на радиокурсы анкета, автобиография, и ещё какая-то бумажка. И только капитан кажется собрался, обратить на меня внимание, как дверь без стука распахнулась, и кто-то в неё крикнул:
— Там Сталин по радио выступает!..
И я вместе с капитаном, не забывшим за собой закрыть дверь на ключ, побежала на лестницу и на улицу, где под репродуктором тихо шелестела толпа, в которую из чётного раструба падали спокойные напряжённые слова выступления Сталина, законченное каноническим: "…Наше дело правое! Победа будет за нами!". В толпе и после окончания речи Сталина никто не решался говорить в голос, только тихие шепотки на все лады перекликались скользя по толпе: "Война… Война! Война-а-а…"
Я постаралась не выпускать из поля зрения закурившего в стороне с двумя переговаривающимися командирами капитана. В пол-уха слушая, что Сосед возбуждённо мне гудит, что выступать должен был Молотов, а Сталин впервые выступил уже в июле. А если выступил Сталин, то значит либо наше письмо сработало, либо это другой мир, или ещё кто-то из его времени к нам прорвался… Но меня это как-то совершенно не занимало, меня как и почти всех здесь, оглоушило известие о войне, хоть я знала и была вроде бы готова, но одно дело просто умозрительно знать, а другое — это грубая реальность… Наконец капитан докурил, и я пристроилась за ним следом. У кабинета он уставился на меня: