Вот, как так можно? Взял и испортил на ночь глядя всё впечатление о пищевой промышленности нашей могучей Родины. Опять эти пиндосы… Вот как их любить после этого?
Утро наступало медленно. Стрелки часов указывали на «подъём» и скорый завтрак, а темень не отступала. Где ты, солнышко? За гору зацепилось? Пора бы уже… Что значит горы. На той стороне склона уже утро, солнышко и припекать начинает, а у нас пока сумерки и холодрыга.
Что-то цокнуло. Звук похожий на медленное биение ложки о края эмалированной кружки. Прекратился. Видно что-то болталось, закрепили. Скосил глаза вправо. В двух шагах от меня скорчился радист — младший сержант Кореш (позывной). Он сидел вполоборота, развернувшись в сторону тропы с широко открытыми глазами и ртом. Слушал. Поймал себя на том, что тоже слушаю с открытым ртом. Интересно. Казалось, всё моё костлявое, почти неделю не мытое, в трёх местах загорелое тело превратилось в эхо-локатор.
И тут на тебе! Первый луч, как остро отточенный десантный нож, вошел в белое сало утреннего тумана. Чёрт! Кто так пишет? Захотелось… с чесночком… и чёрным хлебушком.
Туман есть, а росы нет. Странное дело. Всё здесь по-другому…не по-нашему.
«Добро пожаловать» в террариум
По спине хлопает небольшой камешек. От неожиданности снимаю «калаш» с предохранителя. Испугал, собака. Оборачиваюсь. Тяжело дыша, приближается чёрная рожа Боцмана. Дышит в ухо и поворачивает мою голову чуть левее. Вижу. Метров 800… Не по тропе, а слева от неё. Мин боятся? Так мы и на обочине ставим… Чёрные силуэты выходят на прямую видимость. Один за другим, почти без звука. Идут плотно. Первый ишак чуть впереди, с ним, немного возвышаясь над головой ушастого, мальчишка подросток. Последними идут верблюды. Колонна, мерно покачиваясь, вползает в ущелье. Охрана идёт группами по три — четыре человека. Идут уверенно, видно надеются на информацию своей разведки. Сверху очень похоже на длинную змею, ползущую задом наперёд. В самом ущелье караван вынужден выйти на основную тропу. Проход узкий. Видно, что ишаки очень устали. Головы и уши вниз. Навьючили по максимуму. Где-то здесь вам обещали привал и жирный плов, значит, позиции мы выбрали правильные. Ну, здравствуйте, гости дорогие!
У самой тропы, в начале наших огневых позиций, Боцман воткнул срубленный зелёный куст, а на большой валун положил приметный белый камень. Это наши ориентиры. Чуть дальше, метров в пяти, на тропе сапёры прикопали пару ПМНок (противопехотная мина нажимного действия). Это «конечная остановка».
Авангард каравана поравнялся с нами. Смотрю на радиста. Тот медленно закрыл рот и глаза. А глаза зачем? На «папу» надеешься? Дурко. Рассматриваю в бинокль моджахедов, идущих впереди каравана. Самый первый идёт пацанёнок лет 10–12 на вид, тянет на накрученной вокруг руки верёвке часто переступающего копытцами ишака. «Не понятно кто к кому привязан?» — подумал я. Мальчишка шаркает по щебню тропы стоптанными, размера на три — четыре больше, кроссовками без шнурков. Это чтобы не убежал, что ли? Одет в старый засаленный халат, подпоясанный такой же верёвкой, на какой ведёт ишачка. На голове чалма не чалма… накрученная грязная тряпка. В свободной руке кусок сухой лепёшки. Ест. Иногда перепадает и ушастому приятелю. Ишак тянет за лепёшкой морду, от возбуждения раздувая ноздри и прижимая к шее длинные уши. Так и идут себе…