— Сашка, у тебя из левого уха кровища хлещет, — услышал я далёкий голос Белого.
— Чего? — огрызнулся я, стараясь поймать смысл сказанного правым локатором.
Почувствовав что-то тёплое и липкое на шее, я невольно нажал ладонью на левое ухо. В ухе громко хлюпнуло. Неожиданно очки и лицо Белого покрылись мелкими кровавыми брызгами. Я пошатнулся, но поймав окровавленной ладонью левый погон Белого, на ногах устоял.
— Хмелев, отставить! Дежурный! Вызовите санитарную машину! Нет! Белкин, Корнев, давайте его в мой УАЗ и в санчасть. Немедленно! Васильич, что ж ты не сказал, что сам ранен? — бегал по своему кабинету, роняя стулья, начальник штаба бригады.
— Я готов доложить, товарищ полковник — не естественно громко орал я, цепляясь за ремень Белого и стараясь как можно «жирнее» заляпать его подполковничью форму своей майорской кровью.
— Лечись, давай, докладчик, твою мать, — нервничал Пётр Иванович, — завтра будешь докладывать, если очухаешься.
— А может есть смысл сегодня покончить с этим вопросом, Пётр Иванович? — как-то не очень уверенно спросил политический руководитель.
— Ты выбирай слова! — рявкнул на комиссара начальник штаба, — «покончить» он собирается. Я сказал — в санчасть. Весь кабинет кровью залил, паршивец!
Нежно придерживая моё вонючее туловище, Белкин с Корневым медленно вывели меня из кабинета и подвели к подъехавшей «таблетке» из санчасти, передав меня в руки фельдшера-срочника.
— Ты иди, капитан, — обратился к Корневу Белый, — я сам майора в санчасть сопровожу.
Я, постанывая, улёгся на носилки в салоне «санитарки». Белый, пересадив фельдшера в кабину, сам сел возле меня, придерживая на моём левом ухе мешочек со льдом.
— Ну, ты, Сашка, сучара! Ну, артист! Честно скажу, не ожидал! — неожиданно заржал Белый, хлопнув меня по плечу.
Пришлось и мне давиться от смеха, удивляясь наблюдательности Белого. Вроде отыграл так талантливо, а вот, оказывается, не все клюнули на мою уловку.
— Да мне твой Боцман доложил, что у тебя левую барабанную перепонку порвало. Знал, что плохо, но правым уже слышишь. А тут смотрю, ты незаметно так пальчиком в левом ухе ковыряешь… Я-то знал, что замполит уже речугу против тебя накатал. «Мочить» тебя, Сашка, хотел наш комиссар, виноватым назначить за невыполнение задания и неоправданные потери. Я, конечно, кое-какие меры предпринял, но прямо по горячему очень трудно было бы топор от твоей шеи отвести.
— Да, я сразу всё понял, Вадик. Иваныч в глаза не смотрит, у комиссара глаза слипаются, видно всю ночь свою линию с партийной сверял. А ухо… случайно всё вышло. Мне туда тампон запрессовали. Думал, вытащу, что-то услышать смогу. А он присох, зараза! Да, мы ж с тобой понимаем, на них тоже сверху давят. Вот я и прикинул, Вадик. Обе снайперские группы мы уничтожили. Пацанёнка этого так и не нашли. Значит, никто его в плен не брал. Значит Дорошенко тупо — дезертир. А за дезертира отвечать я не подписывался, дружище. Не мой он! По потерям во взводе Чалого докладную завтра напишу. И свои соображения по этому поводу, почему именно так получилось. Если коротко, нужно не о войне рассказывать и кино о ней проклятой показывать, а воевать учить этих «дорошенок». Чтобы не ссались после первого выстрела.