За завтраком все поделились своими ночными наблюдениями. Кирпич рассказал о синем огоньке на башне, а я о петухе. Как ни странно, новость о петухе заинтересовала Деда больше всего.
— Если этого деревенского будильника до сих пор никто не подстрелил, значит, у него есть хозяин. Нос, пойдёте вместе с Пулей, посмотрите. Наверняка кто-то из местных остался. Расспросите. Только помягче. Народ озлоблен. У них все виноваты, и «наши» и «ваши». Согнали с обжитых мест, разорили, поубивали… — объяснял нам задачу Дед.
На десерт Пуля предложил нам яблоки, которые он собрал ночью под яблонями. После первого же укуса Кирпич шумно выплюнул то, что попытался съесть и, далеко зашвырнув огрызок, сказал:
— Яблоки, фаршированные мясом, не ем!
Плоды были буквально нашпигованы жёлто-белыми гусеницами с чёрными головками.
— Твою маму, — плаксивым голосом отозвался Пуля, — а я вчера ночью штук пять с голодухи схрумкал!
Мы передвигались короткими перебежками, прячась за полуразваленными стенами построек, вдоль невысоких деревенских заборов и палисадников, засаженных бывшими хозяевами яркими цветами. Я шёл первым, а за мной, иногда прикладываясь к снайперской оптике, на некотором расстоянии семенил Пуля. Куда точно идти я не знал, топали в направлении утренней «трели» деревенского будильника — одиночки.
— Ну и куды вас черти несуть, сукины диты? — неожиданно и зло прозвучал вопрос откуда-то слева от нас.
На деревянной скамеечке, прислонившись спиной к покосившемуся облупленному забору, сидел дед. Одет он был в старые затёртые, видно внуковы, джинсы и выцветшую зелёную футболку с импортными буквами. В правой руке он держал за корявый черенок вилы, а из подмышки его левой руки на нас с интересом посматривал огненно-рыжий петух.
— Дед, а ну, бросай вилы! — неожиданно тонким голоском крикнул Пуля, выставляя обмотанную мешковиной снайперскую винтовку.
— А по сопатке? — как-то по-домашнему предложил грозным голосом дед, — я вот щаз штаны тебе, стервец, сыму, да крапивой отхожу, шоб знал, как со старшими разговаривать.
— Пуля, заткнись! Дед, мы свои, — попробовал я найти общий язык с уважаемым человеком, забрасывая автомат за спину.
— Ага, много вас тут «своих». Последнюю курицу спёрли, уроды! — почему-то ставя ударение на «у», не унимался дед, — шастают тут, жить людям не дают.
— Ты тут чё, сам? А почему с другими то не ушёл? — сев на краешек скамейки, спросил Пуля, пытаясь смягчить тон деда.
— А куды ж я уйду, вояка ты сопливый? Почитай семьдесят два года на одном месте. Садоводы мы. Бригадиром работал. Старый яблоневый сад видели? Я сажал… Это уже второй. Теперь вот с «петей» в погребе живём. Летом не жарко, зимой не холодно.