Особенно трудно мирился с приходом женщин в депо старик мастер. Каждый раз, когда он видел Клаву около паровоза — раздраженно кричал:
— Опять?! Вот настырная, как муха. Ты кто? Подсобная?.. Не смеешь паровоза касаться. Тебе сказано — не для тебя это дело.
— Бригадир приказал, — сказала она однажды, зная, что мастер не будет спорить с Пал Палычем. — Да и по советским законам бабе везде ход полагается.
— Я вот тебе дам ход-выход отсюда. Понимаешь? Иди во вторую бригаду, делай свое дело. А ты, Пал Палыч, порядка не нарушай, пусть знает свое место.
— Иди, иди к нам, — сказал бригадир, к которому ее послал мастер. — Давай-ка вот на пару с этим парнем чисти арматуру, перенимай, как делается. Как раз женское дело. Он тебе покажет, потом орудуй одна, а о нем другое дело плачет. Старик? Не понял он еще, что и бабам рады, раз рук не хватает.
— Поймет он, как же! Для него паровоз как для попа алтарь — грех женщин близко допускать. Ну, а мы антирелигиозники… Иди, Клавдия Ивановна, покажу что и как, — улыбаясь во все лицо позвал рабочий. — Только сделай милость, не двигай меня, как в тот раз… Помнишь? Ишь ты, а я крепко запомнил.
Окоченевшая в пустоте и безлюдье отцовского дома, Клава как будто распрямлялась в общении с людьми, в общей работе. И тут, как всегда, не желая быть хуже других, даже мужчин, она напряженно присматривалась, мысленно примеряла себя к каждой работе. И скоро, видя, как нужны в депо люди, чувствуя, что уже кое-чему научилась, перестала бояться грозного мастера: «Погоди, придет такой случай, сам попросишь, рад будешь, что у тебя под рукой окажусь».
По вечерам отодвигала от отца книгу, выводила его из терпения вопросами.
— Успеешь, начитаешься. Конечно, потому и спрашиваю, что не понимаю. А ты хочешь, чтоб я сразу все в депо поняла? Давай рассказывай. Все равно не брошу, ни на какую другую работу не пойду.
Нигде война не чувствовалась так, как на линиях железной дороги. На глазах Клавы шли непрерывным потоком сплошные ленты открытых платформ с «техникой», непрерывные ленты теплушек с «живой силой», эшелоны с ранеными, эшелоны за ранеными, эшелоны с эвакуированными. Нет, она не уйдет! Пусть самым маленьким винтиком, но она будет тут в этом большом деле. Это не то что чулки вязать, бабью работу тянуть.
— Легко говорить деду «брось», а что ты мне тогда, сын, скажешь? — говорила она с Витюшкой по дороге в детский сад. — Спросишь: «Что, мать, струсила? ума, верно, у тебя не хватило? а другие как же, хуже, что ли, ты их?»
— Ты лучше, — поднимает на нее глаза малыш.
— Потому и не брошу. Шагай, сын, шагай… Ну, что ты? — не вытерпев, брала на руки, прибавляя шаг. — Так-то скорей дойдем.