– Я лишь портрет, – вздохнула она, после чего замолчала, давая Кутшебе понять, что ждет его решительного протеста. – Вы очень вежливы, но я хорошо осознаю свое положение. С портретами ситуация такова, что их настроение зависит от фона. Я уже меняюсь под влиянием того, что сделали с моим городом. Я боюсь, что с живыми может произойти то же самое. Я – фон для моего мужа и дочери. Я фон для Пристани Царьград, и я превращаюсь в тень, которая ложится на него, а ведь раньше я была его светом. Уверена, вы понимаете меня. Потому что вы понимаете больше, чем остальные. Пожалуйста, не отрицайте. Я уже знаю вас. Поэтому и старалась уберечь дочь от этой безумной влюбленности.
– Чего именно вы от меня ожидаете, графиня? – он воспользовался шансом. – Что я вызову Кутузова на дуэль и убью его? Что я разрушу планы Кощея?
– Как поляк вы не хотели бы возрождения России в былых границах?
– Как здравомыслящий человек, я знаю, что это невозможно. Графиня, мне нет необходимости сдерживать Кощея. Это сделают Галицийские железные дороги. Те самые, которые почти что своими силами ведут войну с Вечной Революцией. Россия ваших кошмаров не воскреснет.
– Но будет существовать здесь, в картинах. К Москве присоединится Петербург, потом Киев, а может, и Варшава. Все стены нашего поместья укроют поросли этой нарисованной империи, где генералы Кощея будут воплощать все свои фантазии.
– И я должен это сдержать?
– Эти слова продиктованы отчаянием. Никто другой не приходит мне в голову.
– С ума сошла. – Кутшеба смотрел в нарисованные глаза графини и думал об Ольге, которая по дороге призналась ему, что понимает, что он ее не любит, но она всё равно питает к нему нежные чувства, даже против воли маменьки и папеньки. И ни за что на свете не хочет выходить замуж за труп, хоть бы он и был великим героем России и настоящим князем. Что она покончила бы с собой, если бы не знала, что это ничего не даст – либо Кощей воскресит ее, либо она предстанет пред алтарем как обитательница картины.
– Вы рассчитываете на мою честь, – отозвался он наконец. – А может, и на романтичность, которая свойственна некоторым мужчинам.
– Вы же поляк… – начала графиня, но он грубо перебил ее.
– Не верьте вы в сказки! Мы же не нация странствующих рыцарей!
– Сегодня сказки живее, чем когда-либо…
– Но я не их порождение! Это не вымысел, а магия – это не чудеса. Я не странствующий рыцарь, и даже – мне очень жаль, что я вас разочарую, – не человек чести! Я не могу вам помочь. Не говоря уже о том, что я понятия не имею, как всё это сделать.