Мир миров (Майка) - страница 238

– Ты не понимаешь. Мы с Якубовским проникли в сердце Революции. Ты думаешь, я ей служу? Я изучаю её, ищу новые пути влияния. И когда-нибудь приберу к рукам всю власть над ней. Понимаешь? Мы взорвем пирамиду Отцов Революции и изменим эту страну. Мы закончим войну. Польша будет в безопасности.

– Какие вы прям святые.

– Нет. Послушай, мы были дураками и мерзавцами, наделали много бед. Но ты нас пробудил. От страха перед тобой мы начали думать и действовать иначе. Мы ищем искупления, понимаешь? Мы изменились, Якубовский и я. Мы можем спасти миллионы людей. Я знаю, что это не вернет твоих родных, но подумай об остальных людях, которые не должны умереть. О лучшем будущем!

«Лжет! – просипела мара. Близость к жертве лишала её чувств. – Он скажет всё, чтобы ты не убивал его!»

– Может, ты прав, – тихо сказал Кутшеба, к ужасу своей демоницы. – Может, ты на самом деле изменился. Мир изменился – это правда.

– Вот видишь! Всё это зло может еще принести хорошие плоды.

– Может, и так. Вот только, видишь ли, в этом изменчивом мире не изменился я.

Эпилог

Июль 1972 года по старому календарю, пятьдесят седьмой год Предела, двадцатый год Мира, Дикие Поля, руины Пристани Царьград


Они похоронили жителей града в общей могиле, над которой насыпали большой курган. Там почили вместе люди и демоны, а с ними со всеми – останки графа и его дочери. Покалеченный, однорукий леший плакал, когда Новаковский произносил прощальную речь. Он вытирал слезы шапкой, на которой уже не было ни красной звезды, ни черного черепа. Земли Ростовых не принадлежали уже воскресшей России.

– Кощей, вероятно, мог бы их воскресить, – вспомнил Новаковский.

– А зачем? Они и так живут, – сказал Кутшеба. – В собственном раю, в котором должны навести порядок.

Граф, который нашел свое место в уцелевших картинах, предложил ему руку дочери, чтобы он просто принял фамилию и титул Ростовых. Он отчаянно искал преемника. Кутшеба вежливо, но решительно отказался. Куда более трудный разговор предстоял ему с Ольгой. Девушка на портрете выглядела моложе, чем настоящая графиня, потому что обезумевший художник написал ее годом ранее, но смерть не изменила её как-то существенно, чего опасался Кутшеба. Может, нарисованные люди не помнили умирания, а только осознавали смерть как факт, потому что просыпались на портретах лишь тогда, когда умирали в материальном мире? Нарисованная Ольга не переживала о потерянной рано молодости, что не означало, что она не грустила.

– Я знаю… какая вам польза от такой нарисованной жены, – всхлипнула она. – Вы даже не знаете, как я люблю вас, но кому нужна такая любовь… Но я бы любила вас, даже если бы вы нашли себе настоящую женщину! Я бы это поняла!