Молли Блум наклонилась к нему и тихо сказала:
– Ровно двадцать секунд. Слушайте внимательно и молчите. Это не мобильный телефон. Это пульт управления, который закольцует последние двадцать секунд на некоторое время. У нас всего несколько минут, потом в контрольной комнате заметят что-то странное. Ничего из того, что мы сейчас скажем, не будет записано. Но у нас мало времени. Вы знаете, кто убийца?
Бергер ошалело смотрел на нее две секунды. Но тянуть было нельзя.
– Да, – ответил он. – Я думаю, мы с ним жили рядом в детстве.
– А шестеренки?
– Значат несколько вещей. Он любит часы. Он обожает часы. Большие часы, типа башенных. Вполне вероятно, он пытает девочек при помощи часовых механизмов. Совершенных и безжалостных.
– Но ведь шестеренки от ваших Patek Philippe крошечные.
– Отчасти он хочет показать ими, что дело в часах. Отчасти он оставляет нити для вас, чтобы засадить в тюрьму меня. Я понял это, еще когда нашел первую шестеренку. Это он украл мои часы. Теперь он разбрасывает детали от них, чтобы я попал за решетку. Вот почему я собрал их и скрыл от расследования. Это его способ повязать меня.
– Нити? – спросила Блум.
– Вы дали мне две подсказки. Две вещи, которые выпирали во время допроса, когда вы отвечали. Возглас «Предательство!» и фраза «Вы очень хорошо знаете, что произошло». В этих двух случаях вы вышли из роли Натали Фреден. Я долго ломал над этим голову. Это я предал вас? Когда, где, как? Я вас не знаю.
– Не тупи, Сэм Бергер. Ты очень хорошо знаешь, что произошло.
Он вытаращил глаза, оглушенный шелестом осин, и почувствовал, что бледнеет.
– О черт, – сказал он.
– Я стала полицейским из соображений справедливости. То, что случилось со мной, не должно было случиться больше ни с кем. Особенно с женщиной. С девушкой.
– Ты там училась? В школе в Хеленелунде? Я тебя не помню.
– Я училась на класс младше. Твой дружок-идиот выкрал меня однажды. Привязал к своему безумному механизму. А ты меня видел. Ты видел меня в окно, подонок. И сбежал. Трусливая мразь.
Бергер совершенно онемел. Он не мог вымолвить ни слова.
– Твое предательство в тот момент, – сказала Молли Блум, – до сих пор лишает меня дара речи. С той секунды я не могла доверять никому в целом мире.
– О черт.
– Осталось мало времени. Они начинают удивляться.
Шелест осиновых листьев шумел у Бергера в ушах. Но он знал, что один вопрос непременно должен задать:
– Я взял материалы расследований через пять дней после исчезновения Эллен Савингер. Почему ты утверждаешь, что это было за три дня до него?
– Потому что это дало мне шанс взяться за тебя. Чтобы добраться до точки, где мы сейчас.