– Это ты поменяла даты?
– Так СЭПО могло подключиться к делу для оказания помощи при внутреннем расследовании. У меня появился шанс встретиться с тобой. При правильных обстоятельствах. Теперь я достаточно тебя наказала.
– А зачем ты хотела встретиться со мной при правильных обстоятельствах? Потому что ты тоже знаешь, кто убийца?
– Я подозреваю это уже некоторое время, – сказала Блум и выпрямилась. – Его зовут Вильям Ларссон.
– Да. Вильям Ларссон. Он пришел к нам в девятом классе. Лицо было совершенно искривленное, бугристое. У него было какое-то заболевание, наследственный вариант синдрома Протея, как мне кажется. Но это было, конечно, непонятно. Его матери-одиночке пришлось переезжать по всему Стокгольму, потому что его травили везде, где бы он ни появлялся. В том числе в хеленелундской школе. Девочки плохо обращались с ним.
– Пятнадцатилетние девочки, – сказала Блум. – И среди них была я.
– Я бы забил тревогу, если бы нашел его. Тогда это, само собой, было бы отражено в расследовании. Но его больше нет. Вильям Ларссон перестал существовать. Мне пришлось искать его обходным путем.
– Мне тоже. Я занимаюсь этим уже долго, намного дольше, чем ты. Я хотела найти его любой ценой. Но он перестал существовать после девятого класса. Мне совершенно случайно удалось вырваться из его адской машины до того, как она меня разорвала, но я так никому ничего и не рассказала. Ни слова ни единому человеку. Это было слишком мучительно, меня изводили стыд и страх. А потом он исчез. Я искала везде, но он испарился.
– Так это он? – спросил Бергер. – Возможно ли это?
– Это возможно, если он сделал пластическую операцию за границей. А теперь вернется, с восстановленной внешностью, но с более чем когда-либо искореженной душой. И с никому не знакомым лицом.
– Я понимаю, почему ты хотела наказать меня, – сказал Бергер. – В моей жизни нет ничего, в чем я раскаиваюсь больше, чем тот момент, когда я убежал от тебя в лодочном домике.
Блум посмотрела на него и сказала:
– Ты ведь забрал кое-что у меня в квартире, так?
Бергер заморгал. Он открыл рот и вытянул свернутый кусок бумаги, лежавший глубоко между верхними зубами и правой щекой. Розовый, немного влажный листок.
Стикер.
– Лежало у тебя на полу, – сказал он. – У дивана.
Блум наклонилась и прочитала: «ВЛ плас. хир. Сауд.?»
– Это заставило меня задуматься о тебе, – сказал Бергер. – «ВЛ» должно означать Вильям Ларссон. Остальное «плас. хир. Сауд.»? Пластическая хирургия в Саудовской Аравии?
– Да, – подтвердила Молли Блум. – Там выдающаяся пластическая хирургия, что, вероятно, может показаться странным с учетом ваххабизма и устройства общества, в котором женщинам запрещено водить машину. Но никаб может скрывать немало пластических операций. Поскольку это неофициально, это трудно проследить. Поэтому вопросительный знак.