Папа внес предложение, чтобы книги отнесла мне Китти, потому что ее я буду менее склонна воспринмать как врага.
– Но я ей не враг! – возмутилась мама.
Однако ее возражения были отклонены.
В определенном смысле они были довольны тем, что выработали какой-то план. Позже Китти призналась в этом. Какой смысл было раздувать конфликты, существующие между ними? Они решили на время забыть о них и сосредоточиться на более важной проблеме – на мне.
– И что, вы двое даже не извинились друг перед другом? – спросила я, когда Китти призналась мне в их тайном сговоре.
– Извинились? За что?
– Ну, – сказала я, – ты извинилась бы перед мамой за то, что выдала мне ее самый большой секрет против ее воли. А мама извинилась бы за то, что скрывала от тебя правду все эти годы.
Китти покачала головой:
– Не было никаких извинений. Ты когда-нибудь слышала, чтобы мама извинялась хоть за что-то?
Это правда. Извиняться было не в мамином стиле.
И, разумеется, я отказалась читать все те книги, которые они купили для меня. Они должны были предвидеть это. А когда Китти начала читать мне вслух отрывки из них, я зажала уши руками и стала громко петь. Так что ночью, после того как я уснула, Китти прочитала эти книги при свете ручного фонарика.
Если я не собиралась сама помогать себе, она была настроена сделать это за меня.
Больше всего их волновало то, что у нас было очень мало времени. Оставалось всего три недели до того момента, когда надежда на улучшение навсегда покинет нас. А учитывая охватившую меня депрессию, процесс улучшения замедлился.
По правде говоря, процесс улучшения замедлился еще до признания Чипа. В течение целой недели до этого у меня не было никакого прогресса. Но заметили мы это только после нашего с ним разрыва. А до того, когда я все еще верила в свои фантазии, я рассматривала это замедление как естественный ход событий. Просто как период адаптации на пути к моему головокружительному успеху.
Теперь же это замедление я рассматривала совсем в другом ключе: как начало конца.
Я никому не говорила об этом, но, полагаю, это и так было очевидно.
А потом родители решили, что мне нужен «наставник».
Мама начала этот разговор за обедом. Мы ели вьетнамский салат с лапшой из их любимого ресторана, и папе он так нравился, что он даже причмокивал.
– Итак, – сказала мама, – сегодня первый день из оставшихся у тебя трех недель.
– После этого, – продолжил папа, – срок страховки истекает, и ты поедешь жить к нам.
Я фыркнула:
– Я не поеду жить к вам.
Родители переглянулись. Потом мой отец ласково спросил:
– А где же ты будешь жить, родная?