– Эта пациентка должна начать заниматься с вами только с завтрашнего дня. В ее карте была ошибка.
Ян перевел взгляд с меня на нее.
– Спросите Майлза, если хотите. Она должна оставаться в постели еще день.
Он окинул нас обеих подозрительным взглядом, словно мы с ней сговорились. Но, в конце концов, сказал:
– Хорошо, значит, завтра.
И вышел из палаты.
– Нет, нет, нет, нет, нет, – сказала Нина, в то же время что-то печатая на компьютере. – Они не могут заставить вас заниматься с этим типом. Я уже сказала им, чтобы они дали вам кого-нибудь другого.
– Что? – спросила я. – Он настолько плох?
– Он не плох, – ответила она, – но он не для вас.
– Не для меня?
Она не отрывала взгляда от экрана компьютера.
– Просто он не добрый. Он жесткий. Безжалостный. Непреклонный. Некоторым именно такой и нужен. Но не вам. Мы подберем вам кого-нибудь другого. Вам и без того досталось.
В другой день я, возможно, могла бы начать расспрашивать о нем. Но кому есть дело до бессердечного типа? Кому вообще есть какое-либо дело до чего-нибудь?
– Нина? – спросила я ее.
Она продолжала что-то печатать.
– Что, солнышко?
– Мой пьяный жених пришел сюда сегодня утром и сказал мне, что я больше никогда не смогу ходить.
Нина подняла голову.
– Это правда? – спросила я.
По ее лицу я поняла, что да.
Но я все равно ждала чего-то еще. Чтобы она подбодрила меня или дала хоть малейшую надежду. Но она лишь глубоко вздохнула и молчала настолько долго, что это было плохим знаком.
– На это вам… – я сразу же поняла, что она скажет дальше, и вместе с ней дуэтом закончила фразу: —…может ответить только ваш доктор.
Так начался самый странный день в моей жизни. Ну, по крайней мере, один из самых странных.
Я хотела больше всего именно того, чего я больше всего не хотела.
Мне отчаянно хотелось остаться одной, чтобы переварить то, что сказал мне Чип. И в то же время мне так же отчаянно не хотелось что-либо переваривать или снова оставаться одной. Мне нужна была передышка, но и ее я боялась. Так что я провела день, пытаясь отключить мозг и остаться с пустой головой. Душа требовала свежего воздуха, но мозг отказывался слушать ее. И я страшно боялась ночи, когда меня ничто не сможет отвлечь от любых страшных мыслей, которые без моего разрешения будут приходить мне в голову.
Родители удивили меня, появившись к обеду с мексиканской едой из моего любимого ресторана. Я даже не осознавала, что уже настало время обеда. Они улыбались с предвкушением, словно порция фахита[3] сразу же все исправит. Но я не прикоснулась к еде. Меня тошнило от лекарств, но я все равно поблагодарила их. Даже еда не приносила мне радости. Папа доложил мне, что отвез Чипа домой. По дороге того два раза вырвало – в первый раз в окно, а во второй раз прямо на приборную панель. Его родители ждали у входа и сразу же повели в его комнату, чтобы он проспался.