– Ты должна прилагать усилия! – настаивала Кит таким тоном, словно говорила мне это уже раз сто.
– Я и так стараюсь!
– Нет, не стараешься!
С сестрами всегда так. И вообще с семьей. Я едва приоткрыла окошко в мою жизнь, и она уже ворвалась туда и стала чувствовать себя как дома – фотографировать меня и командовать мною. Мы даже еще официально не помирились, а она уже диктовала мне, как я должна жить.
Не успела я подумать об этом, как она объявила:
– Тебе необходимо петь.
И при этих словах во мне вспыхнула такая злость, что я почти физически ощутила ее. Словно пламя охватило меня.
– Я не хочу петь! – закричала я.
Я чувствовала себя так, словно вся злость, которую я отказывалась испытывать по отношению к Чипу, к матери, к сотрудникам больницы, которые заставляли меня проделывать невозможные вещи – постепенно накапливалась и превратилась во взрывоопасный газ. А Кит только зажгла спичку.
Я ударила кулаками по постели.
– Я не собираюсь петь! – Мой голос в тот момент был и слишком громким, и в то же время недостаточно громким. – Ты не можешь заставить меня петь! Неужели ты и вправду думаешь, что это так легко? Ты не можешь вот так просто заявиться сюда с разными побрякушками и веселыми фильмами и сразу все наладить! Перестань пытаться исправить ситуацию! Дай мне, черт возьми, передышку!
Кит моргнула. Потом моргнула еще несколько раз. Мне показалось, что она вот-вот заплачет или выбежит из комнаты. Но она только кивнула.
Последовало долгое молчание. И я постепенно остыла.
– Ладно, – тихо произнесла Кит спустя некоторое время. – Ладно, ты права.
Я глубоко вздохнула.
– Тебе необязательно петь, – продолжала Кит, пожав плечами и как-то по-новому глядя на меня.
Я сказала таким же тоном, как и она:
– Совершенно верно, необязательно.
– Я тебя услышала, – сказала она. – И я сдаюсь. – Потом взглянула на меня из-под ресниц: – Могу я, по крайней мере, постричь тебя?
Спустя час весь пол палаты был усыпан волосами. Я переползла в кресло, чтобы ничего не попало на кровать, и вокруг колес образовался настоящий ковер из моих локонов.
Китти все хлопотала и хлопотала вокруг меня, и стрижка длилась гораздо дольше, чем ожидалось, поскольку в моей сестре проснулся присущий нашей семье перфекционизм. Но, наконец, она объявила о том, что закончила, и протянула мне зеркало. Я взяла его в руку, но заколебалась.
– Посмотрись в зеркало, – сказала она.
Я сморщила нос.
– Ты не хочешь видеть, что получилось?
Мне хотелось увидеть новую прическу, но я не знала, как это сделать так, чтобы не смотреть на свое лицо.
– Знаешь, что? – сказала я, покачав головой. – Я уверена, что стрижка замечательная.