– Все, что случится, будет на твоей совести, – прошипела она, наконец.
– Ну, – прищурилась Кит, – я думаю, что по меньшей мере небольшая часть этого будет на твоей.
Вся фигура и выражение лица моей матери, казалось, молили о пощаде. Она покачала головой, словно говоря: «Не нужно!»
А Кит склонила голову набок, словно отвечая: «Ты не оставила мне выбора!»
В ответ на это мама шумно втянула в себя воздух и, не сказав больше ни слова, вышла из комнаты, громко стуча каблуками. Ее сэндвич и сумочка остались лежать на столе.
Когда она ушла, я посмотрела на Кит.
– Может быть, тебе не стоит ничего мне говорить, – сказала я. – Может быть, мы просто сойдемся на том, что у тебя были причины, а я пообещаю больше не злиться на тебя.
– Тебе нужно это знать.
Я покачала головой:
– Не уверена, что хочу.
Но Кит кивнула:
– Давно уже пора тебе это сказать.
Я вздохнула.
– Когда я получила результаты анализа, они оказались довольно неожиданными.
Я не понимала, как такая мелочь могла проложить пропасть между мамой и Кит.
– Насколько неожиданными?
– Ты знаешь, как папа гордится своим норвежским происхождением?
– Да, – сказала я. Любой после пятиминутного знакомства с ним уже знал об этом.
– Понимаешь, – сказала Кит, тяжело вздохнув, – в той лаборатории определяли принадлежность к разным народам.
– Понятно.
Кит продолжала:
– Мои результаты полностью подтверждали все, что мы ожидали от мамы: Англия, Ирландия, Восточная Европа – все, что мы и так знали. Но у меня еще нашлись греческие и итальянские корни.
Кит внимательно посмотрела на меня.
Я пожала плечами:
– Ну и что?
– Угадай, каких корней у меня не было? Скандинавских!
Я нервно хихикнула. Мне показалось нелепым, что в Китти Якобсен не оказалось скандинавской крови.
Но она лишь сложила руки на груди и смотрела на меня в ожидании, что смысл сказанного дойдет до меня.
– В моей родословной нет скандинавов.
Я нахмурилась. И покачала головой:
– Этого не может быть.
– Подумай немного, – сказала Кит.
Но я не могла думать об этом. Мозг отказывался думать об этом.
– Если наш отец полностью или по большей части норвежских кровей, – продолжала она, – а у меня их нет вообще…
Она сделала паузу.
Я снова покачала головой:
– Это нелепо. Наверное, какая-то ошибка.
Кит серьезно смотрела на меня:
– Это не ошибка.
– Должно быть, в лаборатории перепутали образцы! – сказала я.
– Я так и подумала. И мы повторили анализ. Те же результаты.
– Но этого просто не может быть. Сумасшествие какое-то.
– А потом я предъявила все маме. Три года назад, на той вечеринке Четвертого июля.
Мне показалось, что я сижу в вагоне, который на огромной скорости катится в пропасть.