А потом я услышала голос Яна, прямо у меня над ухом:
– Майлз уволит меня за это, вне всякого сомнения.
Я повернула голову. Вот это да! Ян сам начал разговор!
– Правда? Серьезно?
Он смотрел на небо, закинув руку за голову, и его поза была такой расслабленной, такой беспечной, такой дружелюбной, что это просто шокировало меня.
– Может, и нет. Он сам, своими глазами, не видел нас, в конце концов. А сестры могут не выдать нас.
– Но разве тренеры не выводят все время своих пациентов на прогулку?
– Конечно. На обучающие экскурсии. Группами. Но не на крышу и не поодиночке.
– Но что, по его мнению, вы можете сделать мне?
Последовало классическое Яновское молчание. Но вместо того чтобы почувствовать себя неловко, я внезапно стала размышлять над тем, что Ян потенциально мог сделать со мной – прямо в этот момент. И чем дольше длилось молчание, тем ярче становились образы, складывающиеся у меня в голове. Он был всего в нескольких дюймах от меня. Он мог так легко повернуться на бок и приблизить свое лицо к моему. Или погладить меня по боку своей огромной рукой. И эта мысль так захватила меня, что я почти чувствовала, как это происходит, ощущала тяжесть его руки, шероховатость подбородка, теплоту его губ.
И я погрузилась в мечты о том, как Ян целует меня, но тут его голос вывел меня из этого полузабытья:
– Я мог бы проделать самые разные неджентльменские вещи с вами здесь, на этой крыше, – наконец объявил он. – И я уверен, что Майлз обвинит меня во всех них.
Мне было немного странно и неловко признать, что на несколько секунд я погрузилась в яркие, безудержные, невероятно эротические фантазии о моем тренере, и это менее чем через час после того, как я бросила обручальное кольцо в моего бывшего жениха. Но это важно упомянуть. Потому что в эти секунды кое-что произошло. Я почувствовала наплыв очень сильных, очень захватывающих, очень физических чувств в ответ на эти фантазии.
И это означало, что я могу испытывать эти чувства. Это было потрясающей новостью.
Достаточно сказать, что время, проведенное в больнице, не было самым эротическим опытом в моей жизни. На моей шкале ценностей в этот месяц сексуальная жизнь находилась на самом последнем месте. Возможно, если бы мне пришлось выбирать между будущим, в котором я смогла бы ходить, и будущим, заполненным сексом, я выбрала бы первое. Но этот выбор передо мной не стоял. Я знала, что скорее всего с сексуальной стороной моей жизни было покончено навсегда. И если бы мне представилась возможность проверить это, я побоялась бы проверять. Я не хотела знать правду.