Бессмысленно отрицать бестелесные сущности, живущие в одном пространстве с нами. Призраки — это наши крылья, наша вина и наша надежда. Словом, все сильное и невысказанное, тайно мучительное или тайно возвышающее.
Итак, в квартире Кары царила спокойная гармония. Только она и дочь: присутствие лишь двух людей обозначалось здесь в полной мере. Прошлое было элегантно выброшено за борт посредством замечательного шкафа. И это сработало, как ни странно. Чуткая Кара, испытывавшая неловкость за свой срыв, поймала Стешино пристальное внимание к тому, что она не особенно хотела раскрывать. И решила, что лучше будет все объяснить самой, не вызывая непрошенного интереса.
— Большая часть того, что в этом шкафу, имеет отношение к моему отцу. Он был… чудным добрейшим человеком. Вот такая банальность. Скажешь, кто иначе будет говорить о рано умершем отце?
— Не скажу, — заверила Стеша. — Я-то как раз в силу своих занятий много разного наслушалась о чужих родственниках.
— Знаешь, как сейчас вижу папу: взъерошенный, в синих трениках и клетчатой рубашке, шевелюра по бокам лохматая, на макушке поредевшая, вечно возится с учениками — мало ему работы! Ведь бесплатно: все его ученики — дети наших знакомых, ни о каких деньгах и речи быть не могло. Всех готовит к поступлению в институты, занимается с ними математикой и физикой. Что-то объясняет, кричит, мечется к шкафам, ищет лихорадочно нужный задачник, потом что-нибудь обязательно роняет… Он очень волновался за своих учеников. Словно они были его детьми. Распекал их на чем свет стоит, а потом мог отступить в момент своего наставнического триумфа, когда ученик его благодарил, — и начинал тихо бормотать: мол, моя роль сильно преувеличена, парень еще в девятом классе решал физтеховские задачки лучше, чем я… Ему было важно не то, что он помог ребенку поступить и… так скажем, стоял у истоков его успеха, а то, что ребенок этот гений. И он в нем не ошибся…
— Наверное, он и твоему брату помог с поступлением… — непринужденно подбиралась Стеша к интересующей ее теме.
— Серега был не по инженерной части. Он у нас творческая раздолбайская личность. Но папа, конечно, чутко словил, что ему надо. Определил его в реставрационный техникум. Надеялся, что он продолжит образование в архитектурном… Напирал, чтобы он приобрел строительные навыки, которые во все времена пригодятся. Но учил он его… рисовать! Это удивительно — папа был абсолютный художественный самородок! Никто с ним живописью не занимался. У него с рождения был роман с линией. И вот они с Серегой по выходным садились, и папа начинал импровизировать, рисовать что-то по памяти из детства, его родные зауральские места… У него была уникальная зрительная память. Он, конечно, больше был график, но и акварельные работы его остались.