— О, да, мэм. Я такой! Они не сообразительней меня! Попробуйте рассказать мне, мисс Эймс!
— Ну, дитя… у меня было видение…
— О, я знаю! То есть, я хочу сказать, что знаю, что такое видение — это явление призрака, и это здорово! — паренек аппетитно причмокнул, призывая тетушку Эбби продолжить.
— Да, это был призрак, и, как ты думаешь, чей?
— Вашей бабушки, мэм? — мальчишка был заинтригован, и его веснушчатое лицо выражало отчаянный интерес.
— Нет. Это был мистер Эмбери! — выдохнула тетушка Эбби.
— Ох! — удивился Фибси, его глаза широко раскрылись, и он потребовал: — Давайте дальше, мэм!
— Да. И это произошло в тот самый момент, когда мистер Эмбери… когда он умер.
— Да, мэм. Они всегда приходят после смерти!
— Я знаю это, и это настоящая история!
— О, да, мэм. Конечно!
Тетушка Эбби наконец-то нашла заинтересованного слушателя. Она полностью пересказала свою историю, не волнуясь о комментариях и объяснениях, найдя кого-то, поверившего ей.
— Да, это произошло как раз в то самое время, я знаю это, так как было почти светло — перед самым рассветом, и я проснулась, но не полностью…
— В полудреме…
— Да. И Сэнфорд, то есть мистер Эмбери, проходил через мою комнату и остановился, чтобы попрощаться…
— Он был жив? — благоговейным шепотом спросил Фибси.
— О, нет, это был его дух — бесплотный дух.
— Тогда как вы смогли его увидеть?
— Когда они являются таким образом, они видимы.
— Ну, мэм, я не знаю.
— Да, и я не только видела его, но и ощущала пятью чувствами!
— Что, мэм? О чем это вы?
Фибси испуганно отшатнулся, так как тетушка Эбби нервно схватила его за рукав. Он чувствовал неловкость: начало смеркаться, а старая леди пребывала в таком взволнованном состоянии, что ее близость пугала.
Но Фибси все же шепнул: «Продолжайте, мэм».
— Да, — триумфально улыбнувшись, заявила тетушка Эбби. — Я видела его, я слышала его, я трогала его, слышала запах, и, наконец, его вкус!
При перечислении каждого последующего пункта чудесных переживаний Фибси едва не вскрикивал: тетушка Эбби держала его за руку и сжимала хватку, словно подчеркивая свои заявления.
Кажется, она не осознавала его присутствия как личности: говорила она, как бы пересказывая историю сама себе, а его использовала как представителя широкой аудитории. Пареньку приходилось прилагать усилия, чтобы сохранить самообладание.
А затем его поразила мысль, что либо старая леди сошла с ума, либо эта история имеет важное значение. В любом случае, он должен передать ее Флемингу Стоуну, по возможности, из первых рук.
Но он был уверен, что если он позовет сюда всех остальных или выведет рассказчицу к народу, то это смешает все ее карты.