Все сникли. Ольга, обиженная моим холодным отношением к ней, Анна – сравнением с глупой кокеткой, а Настя просто нагоняем за бестолковость, впрочем, она не сильно-то и поняла, на что я сердился. Да уж, вывести девушку из деревни куда проще, чем деревню из девушки. Учить, учить и учить. И обязательно полюбопытствовать, умеет ли эта рыжая ведьмочка проклятия творить, а то поймаю порчу и буду думать, чего это я такой невезучий.
– Ладно! – произнёс я, вставая из-за стола, – пойду жалование на вас получать в казначействе!
Юная целительница сразу оживилась, радостно заблестев глазами, Кукушкина словно и не услышала, продолжая ковыряться вилкой в омлете с грустным взором, а моя, так сказать, жена кисло улыбнулась.
Перед тем как выйти, я взял с камина колоду игральных карт, вытащил несколько, сложив веером и обратив рубашкой к провидице.
– Анна Дмитриевна. Анна!
Девушка вздрогнула и подняла взгляд на меня. Помнится, именно в рассеянном состоянии провидцы лучше всего видят сокрытое.
– Это какая? – спросил я, дотронувшись до шестёрки пик.
– Чёрная.
– Точнее не можете?
– Извините, Евгений Тимофеевич, нет.
– Эта, – прикоснулся я к девятке бубей.
– Не вижу.
– Соберитесь, – ласково промолвил я, а потом достал валета пик.
– Пшеничная.
– Почему? – опешил я, уставившись на карту.
Я совершенно не улавливал ни логики, ни иной связи. Девушка тоскливо пожала плечами.
– Ладно, пусть будет по-вашему. А эта?
– Шотландия.
Я несколько раз пощёлкал пальцем ногтем по тузу бубей, а потом достал даму червей.
– Белое полусладкое, – произнесла Анна, не дожидаясь вопроса, а потом добавила: – Простите. Плохая из меня провидица. Такая же плохая, как и гувернантка.
Я вздохнул и поднял десятку крести. Девушка в самом деле устала и специально произнесла глупости, чтоб отвязаться от меня побыстрее. Я уже хотел положить карты на место, но девушка вдруг подавилась испуганным вздохом, а потом закатила глаза и рухнула со стула на пол, загремев серебряной посудой и разбив фарфоровую тарелку. Недоеденный омлет теперь казался кухонной тряпочкой, а не едой.
– Анна? Анна! – вырвалось у меня, и я бросился к Кукушкиной. Все повскакивали с мест, а на мой крик в двери вбежали дневальный и кухарка Маша. – Нашатыря! – заорал я ещё громче, дотронувшись до тонкой шеи с просвечивающими через бледную кожу венами в поисках пульса.
Живая. Это хорошо.
– Вот нашатырная соль, – подбежала испуганная Машенька.
Я выхватил коробочку из ее рук, открыл и поднёс к лицу Анны. Девушка сморщилась, застонала, а потом дёрнулась, развернувшись лицом вниз, и изогнулась. Ее вырвало.