— Знаем про ваши макли, поменьше болтайте, — барменша открыла очередную бутылку, — смотрите, девоньки, сами вместо американца не загремите, чем с ментами и следаками расплачиваться будете.
— За нами не заржавеет, скажи подруга, весь линейный отдел на уши поставим. — Марина опять застучала связкой ключей по столу, да так, что перепуганный диск-жокей остановил музыку.
— Алка, скажи этому тощему волосатому жокею, чтобы поставил нашу русскую плясовую, мы ведь не макаки под эту иностранщину задами вертеть.
Сутулый юноша у синтезатора расплылся в улыбке. Очевидно, зная дикий нрав девушек, он ловко выдернул новый диск из своей коллекции и по залу разнеслись озорные и мощные напевы русской «Калинки». Девицы, взявшись за руки, плавно вышли на середину танцевальной площадки, предусмотрительно очищенную от лишних людей, которые с горящими глазами, жаждущих зрелища зевак, встали плотной стеной по периметру.
Девушки расправили на широких плечах цветные платочки и, закатив в потолок, безумные, покрытые желчной пеленой глаза, начали поначалу медленно, затем все быстрее и быстрее отбивать коваными шпильками адскую чечетку.
Уже через пару минут непрерывного степа, поверхность стального, сверкающего настила, предназначенного для акробатических танцев брейк-дансеров, покрылась тысячами точечных вмятин, похожих на следы от пулеметных выстрелов. Но танец еще только набирал свою силу, и к моменту кульминации когда-то блестящий, полированный настил можно было использовать где-нибудь на постройке дачного домика для просеивания песка. Откуда-то из темноты зала на площадку выскочил чернобровый с огромным горбатым носом кавказец. Цветная, в пальмах рубаха, на его груди была расстегнута, показывая всей женской половине зала черную волосатую грудь, олицетворяющую гордость южного и горячего человека. Мужчина встал на цыпочки, изображая лезгинский танец и, с дикими криками «ОС-СА», вихрем завертелся вокруг неутомимых плясуньей.
Кавказцу не легко пришлось бы, будь он хоть на голову выше, но при своем росте он свободно проскакивал у девушек под мышками, расставив жилистые руки, легко, словно угорь, лавировал между наседающими на него исполинами в женском одеянии. Морской народ подхватил этот ритм громкими хлопками в ладоши, что еще более раззадорило танцоров. Сквозь свист и улюлюканье едва доносились писклявый и надрывный голос капитана немедленно прекратить вакханалию.
Смагин из темноты зала наблюдал за происходящим, но ни каким образом не вмешивался. Ему было и горько и смешно. Ведь на его глазах была унижена русская душа и русская честь. Этот дикий, бесовский разгул совсем не походил на ту задушевную, наполненную любовью ко всему русскому, песню под названием «Калинка». В кавказце Игорь, конечно же, признал своего сопровождающего груза — Абдулу. Смагин скривился, отчего Юля насмешливо съязвила: