«Черт, я ведь не хотел!»- Игорь вытащил из кармана большой раскладной нож и, перегнувшись через борт, попытался разрезать хлястик на куртке. Грубая бычья кожа слегка поддалась, заскрипела, под напором стали, и с хрустом лопнула, освобождая холодное, безжизненное тело из своих теплых объятий. То, что когда-то называлось человеком, с шумом плюхнулось в шипящую за бортом воду и мгновенно исчезло.
«Извини, братишка, нам не по пути» — Смагин оборвал остатки кожи с крюка и бросил их в след за, погрузившемся в пучину, телом. Он снова огляделся, хотя перед глазами наплыла пелена, и все предметы вокруг него были, как в тумане. «Неужели никто его не видел, и это здесь, на красном пассажире, где каждый твой шаг прослеживается с точность до минуты!» Но, кажется, в эти предрассветные часы, экипаж и пассажиры были настолько измучены рейсом, что все спали богатырским сном счастливых, неотягощенных проблемами людей. Но это только так казалось несчастному начальнику рейса.
Смагин обтер лезвие ножа о штанину, сунул, было, в карман, но передумал и брезгливо кинул его за борт, словно хотел таким образом огородить себя ото всех улик. Его вдруг затошнило, как выворачивает молодого моряка во время первого шторма. В голове шумело, то ли от сильного бокового ветра, то ли от прилива адреналина. «Может, хоть второй спасся, я ведь скинул спасательный плот» — он потер виски, — нет, он заранее знал, что спастись в холодной воде невозможно, и шел он на этот поступок сознательно, а теперь просто ищет причины для своего оправдания. Спутанные мысли в его голове неожиданно уступили место вдруг нахлынувшей опасностью. Мозг подал сигнал тревоги, и Смагин заметался, ища выхода из создавшейся ситуации.
Сигнал поступил от энергетического поля, стоящей буквально в трех шагах от него девушки, в черной стеганой куртке, высоких лакированных сапожках и белой, вязаной шапочке. Она приветливо улыбнулась Игорю, как тогда в каюте, в первую ночь их знакомства.
— Савельева, ты что ли, чего здесь шарахаешься? — Смагин покосился на скобу, где еще трепыхался, как символ людского безрассудства, крохотный кусочек черной кожи. Это все, что осталось от экипировки бывшего вора в законе — Князя, а в миру Валерки Князева, ничем не примечательного когда-то белобрысого паренька, сына моряка, прожившего в коммуналке на Московской улице города Находки до 14 лет, пока его впервые не отправили продажные судьи и прокуроры на малолетнюю зону за обычную драку, где Валерка прутом арматуры размозжил голову своему сверстнику, приехавшему с десятком пацанов с «Малиновских болот» на разборку с центровыми. С тех пор за ним и закрепилась кличка «Князь». У Валерки было еще пять ходок на зону по тяжким статьям за грабеж и разбой и, в конце концов, его короновали на тридцать пятом году жизни в одной из Колымских зон и поставили смотрящим по Находке.