Заложив руки за спину, прижавшись спиной к темным доскам изгороди, стояла Дора.
Яшка считал свое дело сделанным. Он радостно крикнул:
— Ну, пока!
И пошел прочь.
Надо было о чем-то говорить. И Мишко спросил:
— Где ты была?
— В клубе, — ответила Дора. — Хотела смотреть кино, да увидела Яшку, раздумала.
Они медленно пошли вдоль улицы. Лампочки на столбах, прикрытые сверху жестяными глубокими тарелками, бросали вниз золотые конуса света. В конусах — кутерьма «белых мух». За ними — темнота.
Ходили долго, бесцельно. Молчали. Зашли в пустынный двор пионерклуба, потоптались на мосту, поднялись по крутой Ракетной улице вверх, на гору. Постояли у обрыва. Казалось, они прощаются со всем, что было им дорого и свято. Казалось, они прощаются друг с другом.
Нужен был кто-то третий, кто старше и умнее их, кто взял бы их за руки и сказал: «Ну, довольно, успокойтесь!»
И все стало бы на свои места.
Но третьего не было.
У Доры с горечью прорвалось:
— Михайло, почему ты такой неприступный? Ты же видишь, как я унижаюсь! Ну, что мне делать? Встать перед тобой на колени? Ты ж хотел быть со мной, хотел моей любви... А теперь?.. Разглядел и отвернулся? Правду говорят; издали завлекает, а вблизи пугает... Сама пришла, сама повесилась тебе на шею. Как стыдно!
Он уже готов был сдаться, но упрямство взяло верх. Проглотив сухую слюну, он буркнул:
— Пора по домам...