— Интересно, дома он тоже бегает?
— Спасибо, Аникин, за почин. И вам, ребята, спасибо.
— За что спасибо, Гаврила Спиридонович? Вроде не на тебя, на государство работаем.
— От имени государства и благодарю.
— Ну раз у тебя такие права есть — благодари, — сказал дядя Петя.
Мужчина в полотняном костюме засмеялся. Он ушел, а дядя Петя перевернул тачку дном вверх и стал выгружать из сумки редиску, лук, яйца, копченую тюльку.
— Для одного человека многовато, — шепотом сказал Сашка.
— Молчи, — также шепотом ответил я.
Рабочие дяди Петиной бригады тоже обедали. Почти у всех было молодое вино. Оно шипело и пенилось в граненых стаканах. Налив стаканы, рабочие поднимали их и говорили:
— За твое здоровье, Андреич!
Дядя Петя отвечал:
— Пейте на здоровье.
Сам он вина не пил, но мы знали, выпивку за порок не считал.
Мы сидели смирно, опустив руки между колен, и смотрели. Дядя Петя зачерпнул из бурта горсть соли и бросил ее между разложенных закусок. Теперь он тоже смотрел на нас. Очень трудно было выдержать его взгляд, но мы выдержали.
— Прошу к столу, ваши благородия, — сказал дядя Петя.
По-моему, не следовало сразу принимать приглашение. Сашка думал иначе. Я не успел глазом моргнуть, как он уже подсел к тачке. Мне ничего другого не оставалось, как тоже подсесть.
— Почему к экзамену не готовитесь? — спросил дядя Петя.
— Витька куда-то пропал. Полдня его ищем, — ответил я.
— Там ли ищете? В городе, слыхать, король какой-то появился. На балалайке, что ли, играет.
— На гавайской гитаре, — поправил Сашка.
— Что еще за гавайская? Такой не слыхал.
— Мы тоже не слышали. Собираемся.
— Выходит, десятку как раз ко времени заработали. А за помощь я от себя пятерку добавлю. Хватит небось?
— Мы, дядя Петя, не за деньги, так… — сказал я.
— За так и при коммунизме не будет, — ответил дядя Петя. Он очистил яйцо, посолил и откусил половину.
Сашка пожирал копченую тюльку, как будто только для этого сюда пришел. Я толкнул его. Сашка повернулся ко мне с открытым ртом, положил в него тюльку и принялся жевать. Я думал, челюсти его будут двигаться бесконечно. Но Сашка наконец прожевал тюльку и сказал:
— Дядя Петя, я не антисемит. Но скажите мне: почему в еврейских семьях родители мешают детям жить?
— Ты мне зачем этот вопрос задаешь?
— Как зачем? Это же кошмар. Не знаю, говорил ли вам Витька за училище? Я своим родителям сказал. Я сказал папе и маме, что мы лучшие из лучших. Других таких, как мы, нет и не может быть, Поэтому именно нас городской комсомол посылает в училище. И что же? Мой всеми уважаемый папа хватает ремень, а моя любимая мама держит меня за руки… Это же кошмар!