— Выше поднимай, выше!
Он сгибался, чтобы посильнее крикнуть, и от азарта поднимал то одну, то другую ногу. На другом квартале его напарник держал над головой змея и тоже орал:
— Да натягивай ты, руки устали…
Пока я смотрел на мальчишек, на душе у меня стало легче. До сих пор, когда я вижу мальчишек, мне веселее становится жить. На оградах сидели сытые коты и, не мигая, смотрели зелеными глазами в море, где виднелись черные черточки рыбачьих лодок. К трамвайному кругу шли пересыпские девчонки. В город они всегда ходили одни. Им, а еще больше их кавалерам сильно попадало от пересыпских ребят, но девочки на Пересыпи были не из тех, кого можно было запугать.
На углу мы встретили Нюру. Она шла босиком в шикарном крепдешиновом платье и несла в руке лакированные туфли.
— Пришло ваше начальство. Идите быстрей, а то уйдет, — сказала она.
Наверно, Алеша увидел нас в окно, потому что, когда мы подошли к дому, он уже стоял на терраске без рубахи и босой. Он откинул назад волосы, сказал:
— Все в порядке, профессора. Не прозевайте завтра газету.
Алеша явно хотел от нас отделаться. Его шуточки мы хорошо знали. Газета сейчас нас меньше всего интересовала. Я прошел к терраске, а Сашка с девочками остался за калиткой.
— Порядок есть порядок. Рассказывай, какой разговор был с Витькиным отцом, — сказал я и сел на ступеньку крыльца.
Алеша попробовал отшутиться.
— Отчет требуете? До конференции еще два месяца, потерпите, — сказал он.
— Какой разговор был с Витькиным отцом?
— Вот пристали! Самый обыкновенный. Колесников объяснил Аникину: нельзя плыть в шторм поперек волны — опрокинет.
— Мы же тебя просили не доводить дела до скандала.
— Никакого скандала не было. А политическую кампанию срывать не позволим.
— Какую кампанию? При чем тут кампания?
— Политграмотой будем заниматься? Давайте займемся. Вы же знаете международную обстановку. Надо привлечь молодежь в армию. В школе вы самые видные. На будущий год за вами в училище потянутся другие. Понятно?
— Понятно. Мы самые видные. Но зачем обижать Витькиного отца?
— Пусть сам на себя обижается. Политическую кампанию никому срывать не позволим. Ясно? Тогда топайте домой. Я еще не ужинал.
— Мы-то уйдем, а дядю Петю зря обидели. — Я пошел к калитке.
Из комнаты Алешина мама спросила:
— Какую рубаху приглаживать? Голубую?
— Еще один вопрос, — крикнул Сашка. — В какой город и в какое училище поедем?
— Куда дадут разнарядку, туда и поедем…
Алеша ушел в комнату. Сашка сказал, когда я вышел за калитку:
— Ничего себе постановочка вопроса…
От разговора с Алешей настроение у нас не улучшилось. Мы проводили Женю домой и сели в трамвай. Трамвай был переполнен и скрежетал тормозами на спуске. Инку и Катю мы затолкали на площадку, а сами висели на подножке. Инка держала меня за руку выше локтя. Она сжимала пальцами мой напряженный мускул, так, словно боялась, что я упаду. Трамвай медленно сползал вниз. Столбы фонарей прятались между деревьев, и горящие в листве лампочки были похожи на бледные желтки. Закрывались магазины, и продавцы в халатах опускали крючками жалюзи.