Даже когда это была моя песня, учитывалось только мнение двоих. Они всегда будут командой.
Сабрина откинулась на спинку стула, больше не возражая. И сверлила меня взглядом, как бы бросая вызов.
Я нажала на кнопку воспроизведения.
Я сказала, что хочу лишь
Маленькое белое, маленькое белое платье.
Я сказала, мне нужно лишь
Маленькое белое, маленькое белое платье
Ты помнишь? Мы раньше пели:
Eshururururu, eshururururu,
Eshururururu, hushabye, hushabye, hushabye…
Дальше следовало еще два куплета, но Сабрина бросила на меня такой ядовитый взгляд, что я не осмелилась их оставить. Выключила запись.
– Ты уловила идею, – сказала я маме.
Она выглядела удивленной, точно не узнавала ни песню, ни человека, который ее пел.
– Ну, – протянула она, – это весьма необычно.
– Она не обработана, но я хочу добиться легкого звучания, – добавила я. – Может, добавить ударных и пианино.
– Она уникальна, – заметила мама, – с эфиопской мелодией. Мне кажется, Хейден не слышал ничего подобного.
Она прониклась симпатией к этой песне. Я слышала это. И Сабрина тоже слышала. И решительно воспротивилась.
– Я не буду это петь.
– Милая, – пролепетала мама, – давай будем профессионалами.
– Профессионалами? Разве профессионально озвучивать проблемы с папой перед Хейденом Бутом?
– О чем ты говоришь? – закричала я.
– Прошло семь лет, – ответила она, постукивая по груди. – Смирись уже.
– Сама смирись!
– Может, и смирюсь. Может, я устала о тебе заботиться.
– Так вот как ты это называешь? Потому что, по-моему, ты только дискредитируешь меня. Задвигаешь.
Когда я злилась, то закипала. Когда Сабрина злилась, то замирала. Это одно из многого, что различало нас. Но в тот момент атмосфера изменилась. Сабрина закипела от гнева, воспламенив всю комнату, а потом все эмоции сошли с ее лица, ее голос стал ледяным.
– Если выберешь эту песню, – сказала она, – будешь петь ее одна.
* * *
Мы договорились петь «Пропасть между нами» и всю ночь репетировали, даже не разговаривая. И когда на следующий день поехали в офис к Хейдену, тоже не разговаривали. Но когда двери лифта открылись, то моя злость испарилась и я ощутила тоску по дому. Мне хотелось вернуть все назад. Спеть, как тем вечером в кровати, или взять сестру за руку, как на прошлой встрече с Хейденом. Но Сабрина стояла, опустив руки и сжав их в кулаки, лицо безэмоциональное, как у статуи.
Мама связалась с ассистенткой. Мы с Сабриной сели.
– Сабрина, – прошептала я, – насчет «Маленького белого платья»…
– Не надо! – прошипела она. Развернулась ко мне, вперилась взглядом и открыла рот, чтобы продолжить, но в этот момент ассистентка Хейдена позвала ее по имени. Она поднялась. Я тоже.