Все попытки набрать номера на 53 и 60 не удавались — в трубке сразу раздавались короткие гудки. Откуда Генке было знать, что в 82-м году в городе АТС с такими номерами еще не было. А вот Люськин телефон на Северо-западе отозвался. Но, впрочем, толку от этого было мало. Сердитый голос матери его подруги сообщил, что девочка в школе. Но потом, заподозрив, что голос звонившего несколько грубоват для сверстника ее дочери, мамаша стала строго спрашивать, кто он такой и зачем ему понадобилась девочка. Ничего не объясняя, Генка повесил трубку таксофона. Осталось одно — пойти и напиться, благо, магазин скоро должен был открыться. Поскольку денег было мало, а желание — велико, то Генка еще раз наведался на квартиру Фигурнова и довольно скоро нашел еще один источник дохода — ручные часы Станислава, мирно тикавшие на буфете. За них грузчик магазина Серега дал ему пузырь водяры и пузырь вина. Тогда-то к Болту и подошли два хмыря: дядя Ваня и Руслан со скромной просьбой занять им двадцать копеек. В другие времена Генка бы послал их подальше и, если они не очень быстро поспешили бы туда, он пинками ускорил бы их движение, но сейчас он почувствовал такую тоску и одиночество, что не стал поступать так жестоко. Вместо этого Шохин вступил с ними в переговоры. Результатом беседы стал консенсус о том, что истина — в вине. Отдав партнерам оставшиеся рубль сорок, Генка доверил им выбор закусок и покупку дополнительного горючего. Через две минуты они принесли еще две «шаровки» вина, булку хлеба и два плавленых сырка «Дружба» по пятнадцать копеек штука.
Тащить новых знакомых на хату Фигурнова Генка не рискнул и поэтому согласился на их вариант: расположиться отдохнуть в запущенном школьном саду. Там и в самом деле было неплохо: имелась уже и «мебель» из дощатых ящиков, и «посуда» — повешенный на веточку стакан со следами высохшего на дне вина. Рядом виднелось потухшее кострище, очевидно, место это не раз служило местом распития спиртных напитков. Брезгливый Шохин прежде, чем воспользоваться стаканом, ополоснул его небольшим количеством водки, что вызвало легкое неудовольствие у его собутыльников, но то, что Генка был главным спонсором мероприятия, заставило их смириться с потерей части драгоценной жидкости.
После распитой водки боль в голове у Генки прошла, но в душе поселилась досада на гнусных сотрапезников и злость. Генку раздражало, что он попал в какое-то глупое прошлое и вместо того, чтобы сегодня вечером сходить с Люськой в кабак, а потом переспать с ней, вынужден пить дерьмовый портвейн в компании каких-то алкашей. Говорить с новыми знакомцами было не о чем. Шохин пытался рассказать им о том, что с ним произошло, но Иван с Русланом, хотя и согласно кивали головами, однако, по всему видно было, не очень-то верили, а поддакивали исключительно по причине большого материального вклада Геннадия в пьянку. Вдруг вспомнилось, что в 82-м ему было тринадцать и он жил тогда в городе — спутнике Челябинска — Копейске. Отец Генки к тому времени уже умер, и мать, работавшая на заводе пластмасс, привела домой дядю Володю, которого надо было звать папой. В душе поднялась волна ненависти к этому самому «папе» Володе, появилось желание поехать в родной город и малость поучить отчима, отомстить ему за все свои обиды и унижения. Вот он сейчас допьет вино и точно пойдет мочить «заботливого папочку». И, естественно, что нарисовавшиеся в этот момент за его спиной пижоны в голубых куртках, не вызвали у него никаких симпатий. Особенно раздражало то, что они обращались к нему не по имени, а по кличке.