Я ударяюсь всем телом о землю, покрытую мартовской снежной кашей пополам с грязью, хочу что-то выкрикнуть, но слова не идут из меня, а воздух почему-то не входит внутрь. Я, должно быть, выгляжу так ужасно, что Алла пятится, а потом начинает бежать — прямо в руки воспитательнице, которая тоже бежит, но не от меня, а ко мне. А я… я лежу на земле, но в то же время вижу все словно сверху, как будто забралась на крышу: себя в луже, маленькую, черную, с раскинутыми руками и ногами; Аллу, которая сейчас врежется воспитательнице в живот; всех остальных, которым происходящее не слишком интересно: «Подумаешь, Алка подралась с Косой!» Я вижу черных ворон на черном дереве и… маленького, прозрачного ангела на одной ветке с ними. Вороны его не видят, а я вижу. Он сидит, обхватив себя руками, потому что ему очень холодно. И еще: он действительно босой! Маленькие ступни с торчащими замерзшими пальчиками мерно покачиваются, будто он пытается соскользнуть с ветки, чтобы взлететь. Ангел был совсем не такой, какими их рисуют в книжках. Никаких нимбов и рубашек с кружевами… только плотно прижатые к телу иззябшие крылья, а тело все покрыто перьями, как у птицы… Наши глаза встретились — мои и ангела, — потому что я висела в воздухе прямо напротив. А внизу…
Внизу меня выхватили из лужи, поставили на ноги, тормошили, стряхивали воду, шлепали по щекам…
— Вечно с ней одни неприятности!
— Белая ворона! Белая ворона! — орали и визжали со всех сторон.
Я рывком втянула в легкие воздух — он вошел с каким-то странным свистом. Я уже не висела в воздухе. Мои два тела — то, странное, парящее, и это, тряпичное и вялое после падения, — соединились в одно. Воспитательница еще держала меня за плечи, но голова ее была повернута в сторону, куда смотрели все: на то самое дерево, где я увидела ангела.
Вороны были на месте. Ангел тоже был там… или… или нет?…
— Белая ворона! Белая ворона!..
Это был не ангел… просто одна из ворон оказалась очень странной… действительно белой! Она сидела на том самом месте, где только что покачивались босые ступни маленького ангела, сидела чуть поодаль от своих черных сотоварищей и грустно смотрела… прямо на меня! Она была не совсем белой, а чуть грязноватой, такой, как мартовский снег… и очень грустной. Потому что — я могла бы в этом поклясться даже сегодня — у нее были ЕГО глаза! Глаза моего ангела!
— Нет… — прошептала я. — Нет! Зачем вы меня обманываете?!.
Я не могла сформулировать, кто и в чем пытался меня обмануть, но твердо знала одно: меня точно обманывают. Пытаются сделать из меня что-то удобное всем. Потому что я была не такой, как другие; я выпирала из строя, состоявшего из красивых, или умных, или покладистых, послушных… У каждого было хоть какое-то достоинство, а у меня — лишь дурацкое имя и отвратительная внешность. Я слыла неряхой и меня невозможно было привести к общему знаменателю… За меня цеплялись все гребенки, которыми тут гребли… Я раздражала и выводила из себя всех… И теперь даже Алла, моя единственная подруга тут, не захочет со мной общаться!