— Как потеряли? — спрашиваю я, глядя сквозь прутья решетки на улицу. Там тоже ничего интересного: слякоть ранней весны и вдоль дороги глыбами ноздреватый, черный, умирающий снег.
— Они на вокзал приехали и потеряли! А ее цыгане забрали, а у цыган — милиция! И привезли сюда…
— Прямо сюда? — неожиданно проявляю интерес я.
— Да! — утверждает моя подружка. — Только это давно было… еще до тебя. И эта девочка очень молилась, и к ее маме во сне пришел ангел и сказал, где она! И они сразу утром сели на поезд и приехали сюда, а она вдруг видит из окна — мама и папа идут! А с ними — тот самый ангел… только его никто-никто не увидел, кроме той девочки! Потому что она верила!
Неожиданно мне тоже очень хочется уверовать в Бога и его ангелов и в то, что к девочке, которая, может быть, долго и тоскливо смотрела из того самого окна, что и я, действительно приехали мама и папа! Но я знаю, что папы у меня нет, а мама умерла… я сама это видела. И я до сих пор помню все — и жуткую, вязкую холодность маминой руки утром, когда я, проснувшись, за нее ухватилась, и ее не полностью закрытые веки… будто она просто притворялась, чтобы напугать меня, а сама исподтишка поглядывала, как я пытаюсь ее растормошить.
«Мама! — кричала я. — Мама! Мама, не надо! Не делай этого! Мне страшно… не надо!!!»
Мне становится так больно, что я зажимаю рот рукой… я чувствую, что сейчас тоже закричу, как тогда, и сдерживаюсь изо всех сил, но Алла истолковывает это по-своему:
— Да! — торжественно говорит она. — Ангел шел, и его никто не видел, кроме этой девочки, а потом только все увидели, что следы-то в ботинках от ворот — ну, мамы и папы, а рядом — босые! Это ангел шел! И все сразу поверили…
— Моя мама умерла… — зачем-то говорю я. Слова падают в никуда, будто пустые, скомканные бумажки, никому не нужные, ничего не содержащие…
— Если бы ты верила в Бога, — почти кричит Алла, — она бы не умерла! Да! Потому что у хороших девочек мамы не умирают!
Я в растерянности молчу, а потом спрашиваю:
— А твоя? Твоя мама ведь тоже умерла?
Алла захлебывается на полуслове, а потом вдруг сильно толкает меня в грудь.
— Ты дура! — визжит она. — Дура! Она не умерла — ее на небо взяли! Ангелы! А твоя умерла, умерла, как шлюха подзаборная! Проститутка! Вот кто она была! Я знаю!
Она еще раз сильно толкает меня, и я скольжу, не удерживаюсь на ногах и падаю. Падаю прямо в раскисший, полный воды снег, падаю с каким-то странным стуком, точно это не я, а просто кукла — негнущаяся, неживая… как мама! Ее рука точно так же не гнулась, когда я ее взяла!