Записки старого книжника (Осетров) - страница 101

…В сорок первом году — прямое попадание немецкой бомбы в квартиру Сабашниковых в Лужниках пятого ноября. Михаил Васильевич был тяжело ранен и засыпан рухнувшей стеной; его, заживо погребенного, откопали, и несколько месяцев жил он в условиях фронтового города. 12 февраля 1943 года Сабашников окончил дни свои.

Какую бы из сабашниковских книг мы ни взяли, будь то «Памятники мировой литературы», «Страны, века и народы», «Русские Пропилеи», сочинения Белинского, Аристофана, Огарева или Шелли, труды, посвященные декабристам, или «Русь» Пантелеймона Романова, — во всем мы чувствуем прикосновение заботливых рук, внимательный глаз, — каждая является связующим «мостом» между читателем и автором. В 1975 году в Ленинской библиотеке состоялась выставка изданий Сабашниковых, — она была торжественно открыта, посещалась многочисленными читателями и пробудила интерес к тому, что удалось сделать Михаилу Васильевичу.

Фигура Сабашникова достойно венчает галерею издателей-просветителей, внесших свою лепту в сокровищницу отечественной культуры.

1970–1979 годы.

Полистать эту книгу — редкая удача, выпадающая не каждому. Для меня же встречи с ней — «чудные мгновенья». Я гляжу на мелкими литерами набранную фамилию и думаю, сколько лет подвижнического труда, ночей без сна, надежд, взлетов, падений, страхов, свершений с ней связано. Книга — продолжение жизни ее создателя, и она испытала, как и ее творец, множество приключений и злоключений.

Открываю кожаный переплет и вижу, как сочно цветет гравюра на плоскости листа: море, корабль, флаг, остров-причал. Вчера или позавчера родился оттиск под уверенной рукой мастера? Память услужливо подсказывает строки:

Еще Пушкин пленился строками, их плавностью и живописностью, а ведь гекзаметры эти созданы за десятки лет до Жуковского и Гнедича. Конечно же, дорогой читатель, ты узнал по одному строю речи бессмертного рыцаря «Тилемахиды»…

Книга, которую я ныне держу в руках, — «Езда в остров Любви». Ныне ей ровно 250 лет. Дату невозможно не отметить, ибо созданный Тредиаковским перевод романа-аллегории П. Тальмана — начало всех начал. Книга, без которой история литературы нового времени не представима. Появилась «Езда в остров любви», и по-иному стали выглядеть лица, золоченые кареты, «Невская першпектива», иным стал разговор придворных, академиков, военных. Книга, впитывая время, обладает поразительным свойством изменять окружающее.

Итак, я листаю изящно изданный том. Конечно, с нашей точки зрения, в романе много умозрительно-забавного. Действует некая жена по имени Глазолюбность — так на язык родных осин Тредиаковский перевел Кокетство. Глазолюбность дает советы, как быть счастливым в любви. Действуют и другие пасторальные герои. Но дело все в том, что аллегория была написана простым слогом и означала попытку обмирщения языка. Без этого литература не могла дальше развиваться. Тредиаковский настойчиво подчеркивал желание писать «вразумительно».