Записки старого книжника (Осетров) - страница 135

Часть книг из Острога была послана в Москву, и, видимо, понравились они Ивану Грозному. Царь охотно дарил «Острожскую Библию» знатным иностранцам. Так, один экземпляр как величайшая драгоценность был подарен Иваном Грозным английскому послу и увезен последним в Лондон. В течение нескольких лет «Острожская Библия» попала в многочисленные славянские города-монастыри, а также в Рим, Париж и Гамбург.

Владельцы берегли ее как зеницу ока. Поэтому большое число экземпляров дошло и до наших дней. И ныне она своим внушительным видом славит дело рук Друкаря. Отдельные листы закапаны воском.

Современные Ивану Федорову типографы, жившие в Западной Европе, любили на книгах печатать латинское изречение: «После мрака на свет уповаю».

Друкарь Москвитин мечтал завести собственную печатню и выпускать книги для того, чтобы они вразумляли умеющих читать и слушать. Сделать этого ему не довелось.

Иван Федоров умер, навсегда прославив себя книгами, несшими через века богатство духа. Поражает характер Друкаря, посвятившего жизнь без остатка книге; это ставит его в ряд с самыми выдающимися фигурами средневековья.

На могильной плите во Львове друзья Первопечатника выбили на камне его издательский символ и сделали следующую надпись:

«Иоанн Федорович, друкарь Москвитин, который своим тщанием печатание небывалое обновил. Преставился во Львове, год 1583, декабрь 5».

Так закончилась большая жизнь…

Плита на могиле не сохранилась, но надпись дошла до нас.

Книги Ивана Федорова оказались поистине бессмертными. Духовные семена, которые Иван Друкарь щедро рассыпал по свету, дали могучие всходы. Каждая книга напоминает нам о Москвитине.

Москва навсегда сохранила память о Первопечатнике, навсегда оставила в своем городе прославленного мастера…

Стоит в центре Москвы памятник Ивану Федорову, на зеленом московском холме, на высоком черном с голубоватыми искорками камне…

Довелось, став памятником, вернуться Первопечатнику в Москву, книги его теперь знает вся Земля. А его немногочисленные послесловия, отличающиеся краткостью, его изречения — образцы письменности памятных лет, когда книга начала свой триумфальный поход в восточнославянских землях.

Новое время оценило Друкаря высоко. Когда стали создавать первый советский наборный орнамент, то обратились к мотивам федоровских украшений. Еще раз его работа послужила стране.

А если города не все писал, то ведь много городов великих…

Афанасий Никитин

Когда я выхожу на волжский берег и перед глазами распахивается простор, вольная волюшка — с ее плесами, лугами, озерной гладью, полетом чаек, белыми теплоходами-лебедями, песчаными золотистыми откосами, — то картины былого встают перед мысленным взором. Проплывают, как наяву, парусники-расшивы, горят рыбацкие костры у ивняка, скользят на стругах новгородские ушкуйники, гуляет бурлацкая ватага, Минин и Пожарский ведут разделом нижегородское ополчение… А теперь перед «духовными очами» — фигура легкого на ногу человека, повторяющего вполголоса: «Поидох на низ Волгою…» Много выдающихся лиц породили волжские берега, но в сонме героев не затерялся, не стал привычно незаметным Афанасий сын Никитин, что «написах грешное свое хожение за три моря: прьвое море Дербеньское <…> второе море Индейское <…> третье море Черное…».