— Нютка, они его спасут, — проговорил папа неуверенно.
Я хмуро посмотрела на него.
— Знаешь, это ты во всём виноват, — поджав губы, ответила папе. — Если бы не твоё «расследование», не твоя дотошность дурацкая, никто бы ни на него, ни меня внимания не обратил. От слова вообще. Почему так трудно принять, что не все одинаковые?! Не все подходят под твои мерки?! Дочери поверить?! Почему?!
— Аня… — он сглотнул и закашлялся. — Да я виноват. Но я слишком испугался за тебя…
— Не стоило! Ты не пробовал научиться разговаривать, как другие родители, а не такой-то депутат мурло, а тот взяточник?! Ты мне вообще ничего никогда не говорил! И меня не спрашивал!
— Что ты хочешь узнать? — хрипло спросил папа.
— Сейчас уже ничего, — буркнула я. — Сейчас мне важно только одно, чтобы Иррандо выжил!
— Хорошо. Потом спрашивай всё, что угодно.
Я отвернулась. Но передо мной были лишь кафельные стены, тускло освещенные желтоватым светом, тёмный угол, обшарпанное кресло. Тоска вцепилась в горло сухими когтями. Нет, просто так стоять, я с ума сойду. Я повернулась к папе. Он никуда не ушёл. Стоял рядом, понурив голову. Впервые выглядел передо мной будто провинившийся школьник.
— Хорошо, скажи, — произнесла я, лишь бы не молчать, — почему тебя не любят мамины родители?! Почему бабушка Люба говорит, что ваша с мамой любовь началась с обмана?
Папа пожал плечами.
— Мы начали встречаться с Ниной, твоей мамой, когда я был под прикрытием.
— Бандита изображал?
— Ну да… Твоей маме нравились «плохие парни». Она… пела в ресторане. И танцевала…
Я бы удивилась, если бы сейчас меня не тревожило больше всего на свете другое.
— Почему она не пела потом?
— Я ей запретил. Вообще думать о сцене. И работать. И увёз в Москву.
— Поэтому ты и меня не разрешал на танцы отдавать? И даже на хор?
— Не знаю, может быть… Дедушка Вася и бабушка Люба считают, что я задавил Нину характером, — добавил мрачно папа, — и что поэтому она погибла. А Нина была со мной счастлива! И мы друг друга любили. Она даже не захотела оставаться на ночь у родителей под Рязанью, чтобы мне ужин приготовить. Я ей позвонил и сказал, что раньше прилечу из командировки, удалось быстро дело закрыть. Не надо было звонить. Нина, видимо, устала и заснула за рулём…
— Я не знаю. Я сама спала. А потом была просто вспышка. И всё…
— В этом родители Нины тоже меня винили. И до сих пор не могут простить, — тяжело вздохнул он.
И мне вдруг стало жалко папу. Я перестала сердиться на него и тоже судорожно вздохнула. Обняла его.
— Прости.
— И ты меня прости, доча. Твой Иррандо хороший. Настоящий. И не должна ты одна растить дитя бобылём. Как я. Выживет, вот увидишь!