Но, несмотря на всю невинность их любви и ангельскую чистоту отношений между двумя этими юными существами, копривштицкие кумушки уже начали распускать всякие скверные слухи. На свете нет ничего злей языка копривштицкой богатой старухи. Бедняки работают, тяжким трудом добывая себе хлеб насущный; матери заняты детьми; девушки — хозяйством, разведеньем цветов в садике да своими девичьими песнями:
Садила девица синий цветочек,
Сама садила, сама растила…
У мужчин пропасть дела, а все свободное время они проводят в корчме. Не то старухи! Копривштицкие старухи-чорбаджийки ничего не делают, — целый день только сплетничают. Упаси боже попасть им на язычок! Вы можете увидеть копривштицких кумушек на любых похоронах, где они плачут об умершем, плачут по-настоящему, от всего сердца. Живой от них хоть в могилу полезай, да и там язык их достанет его, а для мертвеца у них всегда найдется и слеза, и крестное знаменье, и молитва. Нужно заметить, что в Копривштице женское население преобладает над мужским. Последнее разбредается в разные стороны в поисках заработка, чтобы обеспечить семью на зиму. Копривштинцы мужского пола занимаются главным образом торговлей платьем из абы[35], скотоводством и откупом налогов. Копривштицкие масло и брынза славятся в самом Царьграде. Вот почему в Копривштице очень часто остаются только деревенские портные, торговцы, цирюльник, попы, пономарь да могильщики. Все полевые работы исполняются женщинами и работниками. Тогда-то старухам полное раздолье от скуки перемывать косточки всем, кто жив, молод и не похож на них.
Одна из таких кумушек, Беньовица Вишнева, бочкообразная, толстая, жирная, с седой головой, покрытой черным платком в красных разводах, — этот платок служил знаком того, что его обладательница отказалась от света и посвятила себя церковным делам, — при выходе из церкви говорила, что Павлин и Велика (Лила) занимаются не больно похвальными делами, что Павлин похож на отца и бегает за девушками да вдовами, что он мог бы найти себе невесту получше и покрасивей, чем дочь кривоногого Хаджи Генчо.
— Ну уж нет! — подхватила другая чорбаджийка, с большой еврейской чалмой на голове. — Этого ты не говори, тетушка Беньовица: девушка миленькая, славненькая и хорошая хозяйка, да притом и хорошего рода.
— Бог с тобой, Кальовица! Что ты рассказываешь? — перебила Дона Цаклина, приживалка Беньовицы, собирающая сплетни для своей покровительницы. — У Хаджи Генчо ничего не делается, как у порядочных людей: капусту у него квасят после рождественского заговенья, репу покупают мелкую. Все покупают крупную и твердую из зимних запасов у стрельчан, а им турок привозит из Душанцы репу, и свеклу, и капусту — мелкую… Ну, ересь, право слово ересь! Та самая, о которой нам прошлое воскресенье отец Михайло толковал, помните? Фарисейская. И скажите на милость: ну где это видано, чтобы отец покупал сукно для кунтуша и шаровар, а дочка и жена сидели целый день сложа руки? Неужели они не могут сами соткать сукна на шаровары? Коли у них и дальше так пойдет, бедному Павлину плохо придется; а он парень хороший, кроткий, безответный. Жена ему скажет: «Я работать не могу, — поди сам купи себе сукна на шаровары, и пояс, и готового полотна на рубашки». А то еще и для нее рубашек да скатертей велит купить. Срам да и только!