Дорога от Варшавы до Вильно оказалась более оживленной. За деньги здесь соглашались ехать и ночью. Снега вокруг стало много, когда до Вильно оставалось километров триста. Здесь уже не было дилижансов, а на почтовых станциях почти никогда не было лошадей. Стали нанимать ямщиков из местных. Времени на уговоры уходило много. Лошади были плохие, но с легкими санками они справлялись, так что двигаться стали даже быстрее, чем в дилижансах.
Как ни спешил Андрей, но только на сорок девятый день они с Денисом, наконец, въехали в Петербург и уже глубокой ночью постучали в дом Ивана Николаевича, подняв там небольшой переполох. Из-за двери выглянул Степан с огромной дубиной в руках, но, увидав, кто приехал, отставил ее, распахнул дверь и бросился в дом будить Ивана Николаевича.
Из своей комнаты вскоре вышел хозяин. Обнял сына, поздоровался с Денисом и тяжело опустился в кресло. Пока топили баню, Андрей рассказывал отцу о Париже, о дороге туда и обратно, об университете. О делах не сказал ни слова. Денис сидел с ним рядом.
Проснулся Андрей вместе с не ранней петербургской зарей. Мартовские деньки уже удлиняли светлое время суток, но до весны здесь было еще далеко. Хотелось понежиться в теплой уютной постели, но времени терять было нельзя. Андрей встал и, не спеша, с удовольствием облачился в свой новенький офицерский мундир. Прицепил саблю. Гремя сапогами и позванивая шпорами, прошелся сначала по комнате, потом по дому. Остановился у большого зеркала. Собственный вид ему понравился.
Вошел в столовую. Отец уже был там, ожидая сына. Оглядел его ловкую фигуру, улыбнулся. Завтракать сели вдвоем. Дениса слуги увели на кухню: пусть отец с сыном хоть словом перемолвятся.
За завтраком Андрей сказал отцу, что ввязался в большую игру. Чем кончится, не знает, но дело серьезное и очень уж не простое. По сути ничего не сказал. Да Иван Николаевич и не спрашивал. Понимал, дела военные не предмет для домашней болтовни.
Степан доложил, что экипаж подан, и Андрей отправился в военное министерство. Войдя туда, он сразу понял, что совершенно не ориентируется в министерских коридорах. Дежурный офицер беседовал одновременно с несколькими посетителями весьма важного вида, и Андрей вынужден был ждать, когда тот соблаговолит обратить на него внимание. Когда же, наконец, это произошло, он четко доложил, что имеет донесение для начальника «Особенной канцелярии». Так велел сказать при возвращении из Парижа сам Барклай-де-Толли.
— Оставьте донесение, я передам ему, — сказал дежурный офицер, и опять занялся с другими посетителями.