После этого и разговорился с ним Пьер. Оказалось, что старик совсем и не очень чтобы старый. Лет ему всего сорок. Ранен был под Аустерлицем.
— Как и мой отец, — подумал про себя Пьер.
Потом повторил это вслух, правда, не стал уточнять в какой армии тот воевал.
— Пришел я домой, — продолжал старик, — когда уж заново ходить научился, а дома — полная разруха. Жена с двумя детьми мается, на хлеб заработать не может. Жалование мое, как меня ранило, ей платить перестали. Вот и имейте в виду, что солдатики всем нужны, когда они здоровые и сильные. А слабые, больные, сразу ненужными становятся. А я с такой ногой много не напашу. Хорошо, что я пока в армии служил, сапожному делу научился. Правда, там я только в подмастерьях ходил. Думаю, чем черт не шутит. Попробую. Получилось, однако. Вот всем в нашем городке и тачаю сапоги. На жизнь хватает, да и детишкам, хоть они уже взрослые, кое-что перепадает.
Поговорили так раз, другой, третий и заказал Пьер деду сапоги. Потом у разных людей купил себе панталоны, в каких крестьяне ходят, рубаху к ним, куртку да шапку. И все это для зимнего времени во Франции, конечно, не в России.
Там в такой одежде сразу же замерзнешь. А здесь — в самый раз. Купил он, кстати, себе и палку, почти такую же, как у деда, из дуба сделанную, толстую и суковатую. Чем не оружие для простого человека, которому ни шпага, ни сабля никак не положены.
В последнее воскресенье января надел Пьер свой сержантский мундир, гражданскую одежду сложил в солдатский мешок, взял под мышку палку, оглядел напоследок свое жилище, где в целом неплохо провел последние четыре месяца, и зашагал в сторону поселка. Но в него не зашел, а направился на юг, в Париж. По дороге где-то переоделся, стал припадать на левую ногу и превратился в израненного отставного солдата, только уже не Пьера Конде, а какого-то другого, безымянного. Впрочем, у таких, как он, имя никто никогда и не спрашивает, а почему? Да потому как не нужны они никому и даже самим себе.
До Парижа Андрей добирался долго и не без приключений. Значительную часть пути проделал пешком. Хороши оказались сапоги дедовой работы: легкие, прочные, почти не промокающие. Палка тоже не лишней оказалась, несколько раз приходилось отбиваться от стай одичавших собак. Некоторые селения были брошены своими хозяевами вместе с когда-то домашними животными. Иногда его подвозили крестьяне, бывало, с кем-то договаривался из селян, едущих в ближайший город по какой-нибудь надобности, чтобы взяли с собой. Дилижансам не доверял, да и не для такой они публики, как он был сейчас. Ночевать тоже останавливался в крестьянских избах.