Когда конники приблизились почти вплотную, дали залп. Ружей хватило, чтобы выстрелить еще по разу. Взялись за сабли. Было ясно, что десятку мужиков не выстоять против полусотни кавалеристов, даже и в лесу. Но в тот момент, когда защитники обоза уже готовились подороже продать свои жизни, кавалеристы повернули лошадей вспять. Нескольких раненных двумя залпами им оказалось достаточно, чтобы понять: маленький обоз не будет легкой добычей.
Пока возвращались к телегам, выяснилось, что оборонять эту лесную опушку собиралось еще десятка два мужиков. С неделю назад, когда в округе появились французы, в эти леса они увели свои семьи и скот. А вчера их деревню разграбили французы. Унесли с собой все, что осталось, но дома не тронули. Более того, оставили старикам деньги за реквизированные продукты. Такого благородства от них никто не ожидал. Да и денег таких, бумажных, в деревне отродясь никто не видывал. В ходу были медные, да иногда и серебряные монеты. Ассигнация была крупная, целых пятьдесят рублей, она полностью покрывала потери крестьян от набега и подталкивала их к мысли, а не продать ли французам с выгодой еще продуктов из своих запасов.
Длиннобородые мужики обступили телеги. Вперед выступил коренастый мужик с аккуратно подстриженной бородкой, как потом оказалось, деревенский староста. Поняв, что в телегах находятся раненые русские офицеры, мужики особого почтения не проявили, но шапки все же поснимали. А староста все просил офицеров посмотреть на ассигнацию, что оставили французы. Не фальшивая ли? Кто-то из офицеров подержал в руках ассигнацию, но сказать про нее что-либо путное не смог. Жаль, что ассигнация не дошла до Андрея. Он бы про нее мог сказать многое!
Но Андрей в это время спал. Спал сном праведника.
* * *
Еще почти месяц обоз с ранеными полз в сторону Петербурга, пока не застрял окончательно неподалеку от Твери в маленькой раскольничьей общине. Дальше на колесах было двигаться уже нельзя, а на полозьях еще нельзя. Недалеко за месяц ушел обоз, но это и понятно. Шли лесами, кружными дорогами, без карт и проводников. Кроме того, надо было обслуживать раненых. Менять повязки, вовремя кормить.
Община приняла их на постой, пока не установится санный путь. Не за так, конечно, но деньги у господ офицеров были, и они готовы были платить их за себя и за слуг. Граница же между господами и слугами за время пути и тесного общения, когда-то незыблемая, неприступная, как-то постепенно размылась, стала условной, хотя до панибратства не доходило.
Кто-то из раненых к этому времени уже почти поправился. Андрей, например, уже сидел в телеге, а если бы не сломанная нога, наверное, уже ходил бы. Мастер на все руки Федька сделал ему костыль. С его помощью и при поддержке Степана Андрей уже делал первые шаги. Снимать с ноги шину было пока рано.