На этой мысли он запинается; история, как известно, не терпит сослагательного наклонения, и Теодор, как никто другой, испытывал этот непреложный закон столько раз, что уже сбился со счету и безоговорочно поверил в него. Тем не менее это «если» грызет его и сейчас: если бы Оливия Карлайл честно во всем призналась Клеменс, той, возможно, не пришлось бы теперь брать на себя чужие обязательства. В том, что девочке не предназначено спасать бессмертных и вытаскивать чужие задницы из рабства, Атлас уверен.
Нет. Он хочет быть в этом уверенным.
Потому что альтернатива его не радует до такой степени, что он готов винить в этом хаосе всех, начиная с себя и заканчивая Оливией Карлайл.
Вздохнув, Теодор отталкивается от стола.
– Придите уже в себя, миледи, – раздраженно бросает он. – Пока все спят, нам с вами нужно обсудить одно важное дело, и я не хочу тратить драгоценное время, уберегая ваши нервы. Вы достаточно жалели себя все эти годы.
Он уходит из кухни, считая про себя каждый шаг. Третий, четвертый, пятый… На седьмом его догоняет Оливия.
– Вы жестоки ко мне, я вас презираю, – говорит она подозрительно звонким голосом. – Какое у нас с вами может быть дело?
Теодор разворачивается к ней лицом – они стоят в двух футах друг от друга, он смотрит вниз, она – вверх. Между ними спутанным клубком повисают все невысказанные обвинения разом. Здесь смешиваются злость Оливии, раздражение Теодора, ее задетые чувства и его старые обиды – те, возможно, относятся даже не к Оливии, но Атлас не намерен разбираться в них.
– Отец Клеменс хочет ее себе, – резко выдыхает Теодор в лицо женщине. – А вы, я думаю, не зря столько лет прятали дочь от мира – вы точно знаете, что этот человек для нее опасен. Мне бы хотелось знать, с кем мы имеем дело, и вы все мне расскажете.
– С какой это радости? – шипит Оливия, вскидывая руки. – Это вы ворвались в мой дом и теперь ведете себя здесь как хозяин. Не за вами ли пришел Персиваль? Как только вы появились, в мою семью пришли беды, все из-за вас!
– Да ноги бы моей здесь не было, будь этот псих моей проблемой!
– Неужели? – щурится Оливия. Она шагает назад, не сводя с Теодора глаз, и сейчас более всего напоминает разъяренную кошку. Гордую, высокомерную, обидчивую, укротить которую обыкновенно не хватает ни сил, ни смелости. Атлас закатывает глаза – он-то никогда не был любителем кошачьих.
– Говорят, это вы ищете ведьм по всей Англии, – продолжает Оливия. – Скупаете картины, спорите с акционерами, чтобы прикрывать подпольный бизнес. Устроили какое-то детективное агентство, поставили на уши полгорода, а теперь заявились сюда, чтобы – что? Отыскать ведьму в лице Клеменс?..