На лице вечно спокойного и серьезного рыжебородого ирландца не видно и тени вины, удивления или хотя бы облегчения, и следующая его фраза не становится для Теодора новостью.
– Он сказал, что простая пуля тебя не убьет. Да и ты… – Саймон отводит взгляд, скользит единственным глазом по длинным трещинам в дереве барной стойки. – Ты столько баек из прошлых жизней рассказывал мне. Я решил, что ты либо псих, либо действительно бессмертный. Он меня убедил. Я поверил.
– Это ты избил Бена?
Только теперь Саймон возмущенно фыркает.
– Да как я мог! У меня бы рука не поднялась!
На взгляд Теодора, верить словам ирландского пройдохи теперь не стоит, но отчего-то в заботливом отношении Маккоула к Бенджамину он уверен. Все время их знакомства Саймон казался Атласу добряком. Даже сейчас, получив от этого «добряка» пулю в лоб, Теодор не может отказаться от мысли, что рыжебородый ирландец не тронул бы невинного Бена.
– И чем же он тебя подкупил? – спрашивает Теодор.
– Ничем!
Вопрос как будто обижает Саймона. Атлас хмыкает.
Холодный непонятный напиток приятно холодит разгоряченную кожу рук и нутро после нескольких глотков. И даже проясняет муть в голове, только оставляет на языке неприятный осадок. Теодор морщится.
Возьми себя в руки, носитель фоморовского проклятия. Не в первый раз тебя убивают.
– Я был должен ему, – поясняет Саймон, спеша исправить недопонимание между ними. – Он обещал, что долг я выплачу, если задержу тебя здесь ненадолго. И дал револьвер.
– Отличный финт, я оценил. Сообщу ему при встрече, что ты сослужил ему верную службу. Тогда он отстанет от тебя?
Саймон хмурится и отводит взгляд. Упоминание Персиваля его пугает – не так сильно, как погибшего Шона, но все же ощутимо, чтобы Теодор смог это заметить.
– Думаю, он отстанет, – кивает Атлас самому себе, делает еще глоток странного травяного настоя. – Что это за дрянь?
– Помогает при похмелье, – говорит Саймон, и на его лицо ложится тень беспокойства, отличного от тревоги за свою душу. – Я решил, тебе не помешает. Проясняет голову.
– Сначала пытаешь убить, теперь помогаешь… Определись уже, Саймон.
Тот вспыхивает, и его щеки, едва видимые сквозь густую рыжую поросль, покрываются краской.
– Я не хотел тебя убивать. Но он пообещал списать долг, так что… Ты ведь все равно не умер.
– На твое счастье! – усмехается Теодор. Он с некоторым удивлением понимает, что не держит зла на Саймона, с которым водился столько лет, и беспокоит его только один неразрешимый вопрос. – Персиваль забрал Клеменс, не так ли?
Вот теперь одноглазый ирландец выглядит совсем виноватым и опускает голову. Кивает, пытаясь скрыть за этим молчаливым согласием собственную ошибку.