Он и теперь отворачивается от разложенных на столе фотографий, пока на обратной стороне его век отпечатываются в дрожащих блеклых вспышках бледно-желтые лица детей и женщин. Сотни мертвых тел. Ту операцию официально признали резней лишь спустя десятки лет.
– Тебе не обязательно с таким упрямством рассматривать все это, – тихо произносит Бен. Его мягкий голос вытягивает Теодора из болота воспоминаний, выпускает на свободу.
Теодор стискивает в руке фотографию солдатского отряда. Из пятерых в живых остались трое, но о терроре в Милай молчали все. Включая Винсента. Он перебрался в Нью-Йорк, сменил имя, пользуясь своей подставной смертью, и решил забыть о войнах навсегда.
– Теодор.
Бен аккуратно вынимает у него из рук скомканный снимок и отодвигает в сторону остальные.
– Ты прав, я не буду их рассматривать. Это… – Теодор запинается, пытаясь подобрать правильное слово. – Это все лишнее. Зачем ты вообще притащил их сюда? Как будто я сам про себя не расскажу.
Он чувствует собственную уязвимость и потому вспыхивает, как подросток.
– Проклятье. Как это поможет отыскать крысеныша Палмера?
– Шона.
– Мне наплевать, пусть хоть Дейла Купера[8]!
Бен терпеливо ждет, пока Теодор успокоится, и только потом, не повышая голоса, говорит:
– На фотографиях стоят даты, если ты не заметил. Клеменс сказала, что их проставил Шон, и они неправильные. Например, – Паттерсон тянется к самому потрепанному снимку – пыльная дорога, идущая по ней рота уставших солдат в форме американских войск времен Второй мировой войны. Это было на Окинаве, Теодора звали Эндрю, и на снимке он отмечен жирным полукругом.
– Например, вот здесь, – тычет в фотографию Бен. – Это было в сорок пятом? А Шон поставил совсем другую дату, смотри.
В засаленном углу стоят полустертые от времени цифры. Январь 1983.
– Это было в начале лета 1945, – хмурится Теодор. Двигается ближе к столику, выхватывает у Бена снимок. – Здесь еще слово. Карандашом написано, видишь? Кажется, «Абердин, Вашингтон».
Бен охает.
– Ты там жил?
– Не помню. Не после войны. – Теодор качает головой и рассеянно бросает фотографию на стол к остальным.
В те времена еще были живы знакомые его прошлых жизней. Вера была жива. Ни Эндрю, ни Винсент не сунулись бы так глубоко в Штаты.
В задумчивости он кусает губу и теребит кольцо на мизинце. Глаза бегают по полкам с товарами, мозг отказывается соображать. Если все это имеет хоть какой-то смысл, то Теодор его не находит. Возможно ли, что оставленные Палмером подсказки не значат ничего? Возможно ли, что он пытался задурить голову Клеменс?