Лунный алхимик (Мейлахс) - страница 6

А солнце светило уже высоко. Я пригляделся к траве — на ней ни росинки. Значит, утро было не такое уж раннее? Или перестало быть ранним, пока я ходил.


А завтра опять день.

ДЕНЬ

Лицо у нее, пожалуй, было тяжеловато, что подчеркивала короткая желтая стрижка, без особых примет, зато — глаза! Персидские (ни разу не видел, но готов поклясться). И, кстати, она была в отличной форме.

Мы в той же самой кафешке. После знакомства на сайте знакомств.

— И как проходят твои дни? — начала разговор она, как только мы уселись.

— Проходят…

— Понятно, что проходят, у всех у нас проходят, как жизнь, спрашиваю?

Ее глаза смотрели изучающе. Даже беспардонно изучающе. С легким смешочком.

Мне стало интересно. Я заново посмотрел на нее.

— Ты что кончал?

— Философский.

— Ишь ты… Так ты философ? — спросила она с некоторым пиететом, но персидские очи смеялись.

— Неа. Просто преподаю философию в одной конторе.

— В философской?

— Да какой там… Но кафедра там есть.

— А что за контора? Чему там учат вообще?

— А шут его знает. Когда-то, вроде, знал, да забыл уже.

— Прямо так-таки забыл?

— Ну, не то чтобы совсем забыл, конечно. В общих чертах знаю. Но времени прошло много, не знаю, куда она эволюционировала. Работаю, и слава Богу. Да черт с ней.

Она помолчала. Думал, спросит про зарплату, но она спросила другое:

— А почему ты поступил на философский?

— Умным хотел стать. Тогда мне это казалось важным.

— И стал? — Персидские очи смотрели внимательно, без смеха.

— Думаю, да, в общем и целом. Поумнел — это уж во всяком случае.

— А расскажи.

— Что рассказать?

— Да про твой философский. Про учебу твою. Про работу.

— Тебе это интересно?

— Конечно!

— Ну, не знаю. Преподы меня хвалили. Один даже выделял. Как-то сказал мне: если вы не будете заниматься философией, то станете несчастным человеком. Я действительно учился с полным усердием. А с середины как-то забил.

— И стал несчастным?

— Да черт знает. Шибко счастливым действительно не стал.

— А почему забил?

— Да оно само как-то забилось. Стало неинтересно. Но кончил вполне прилично. А потом тот самый препод и пристроил меня в мою контору. Он вообще был влиятельный. Ну, относительно. Вообще, по жизни мне много помогал. Я даже дома у него иногда бывал. Подолгу иногда говорили. И узнал я много от него — по тем временам это была экзотика. Потом, сама знаешь, проще стало, но тогда… Натасканный был, жуть. Чего только не знал. Кроме философии еще и историю, и языков тьма, включая мертвые.

— Он был твой сэнсэй?

— Нда… Пожалуй, можно и так сказать. «Сэнсэй»… Где ты этой гадости набралась?

— Ну почему сразу гадости? Сэнсэй — это вежливое обращение.