— Так вино и не пьешь? — рыжая опять стояла рядом.
Курти не знал как себя с ней вести, поэтому помотал головой.
— Выпей, не так страшно будет.
— Я не пью, — как и прошлый раз сказал Курти.
— Маленький какой, — сказала она тихо и погладила его по голове.
Курти шарахнулся от этого прикосновения, как от удара и ошеломленно посмотрел на нее. Цепь натянулась, Эрик рывком поправил ее и поинтересовался:
— Он не пьет, я пью. Его порция думаю, мне полагается? — и позвенел цепью.
— Прости, дело не в порциях, а в дозе. Даже такому крепышу не надо пьяным идти туда, — она показала на окно, — твоей бесшабашности и без того с избытком хватит.
— Бесшабашности? — удивленно спросил Эрик, — какое слово книжное. Не знаю, чему удивляться, — слову или тому, что ты мою бесшабашность заметила?
— Много о себе не думай лихач. То, как ты орал на публику после игры, что всем запомнилось и всем понравилось. Особенно самой публике.
— Странная публика. Это не нормально.
— Тебя это удивляет? Нормальные люди на такие зрелища не ходят и уж точно не получают от него удовольствия.
— Тогда что ты здесь делаешь?
— Работаю. И я не публика. А ты пока одеваться начинай.
— Обычно я от женщин обратное слышу, — усмехнулся Эрик.
— Кто бы сомневался, — фыркнула рыжая.
— И тебя очаровал?
— Кто бы сомневался, что ты так скажешь, — закончила мысль Оливия.
— Слушай, а Мокрый и правда, твой муж?
— Кто?
— С которым ты у решетки разговаривала. Его теперь так кличут.
— А что его не спросишь?
— С тобой разговаривать интересней.
— Одевайся, — повторила Оливия, — и протянула странную рубаху. Эрик скинул ржавую робу и натянул обнову. Широкие короткие рукава с разрезом, так что одеваться цепь не мешала. Осмотрел себя. Рубаху будто шил сумасшедший портной, ушедший в пьяный загул. Она была соткана из множества разноцветных лоскутов — оранжевого, малинового, зеленого, красного, ярко-синего. В довершение ко всему на спине и груди были пришиты маленькие стекляшки.
— Для чего это?
— Чтоб блестело, — ответила Оливия и обратилась к Курти:
— Теперь ты.
Паренек, странно смотря на нее, переоделся. Потом спросил:
— Что нас ждет на арене?
— Честно не знаю. Сегодня не должно было всего этого быть. Обычный день, обычные игры. Это все для гостей. Кто-то важный приехал. Хотят удивить. Какая-то новая игра, никто не знает, что там будет.
— Быстрее! Почему еще не все одеты?! — Фабрис, как обычно, бледный и с выражением брезгливости на лице стоял у дверей и рассматривал зал.
— Так, рано херр Нилс, — отозвалась Оливия, — они еще не подкрепились.
— Когда я с тобой разговариваю, — мерно прочеканил Фабрис, — это не значит, что я тебя о чем-то спрашиваю. И я жду не оправдания, и даже не ответа, а жду действий. Шевелись, давай!