Кони почти на мосту…
Девчонка падает чуть не на меня, а коробочка летит…
Летит… Летит…
Непрестанно щелкая, летит прямо в лужицу у основания столба…
Конь мистера Макирни уже ставит на мост копыто…
Коробочка падает в лужу…
Щелкает последний раз…
И…
ВЖИХ!!!
Весь воздух высасывает из моих легких, и огромный огненный шар, куда БОЛЬШЕ, чем можно ожидать от такой крошечной лужицы, на миг гасит все звуки вокруг…
БА-БАХ!!!
Канаты и столб разлетаются в стороны, окатив нас волной щепок и стерев все мысли, Шум и звуки.
Когда мы снова поднимаем глаза, мост полыхает так, что конь мистера Макирни встает на дыбы и пятится, хотя сзади на него напирают остальные кони.
Пламя какого-то странного зеленоватого цвета, и жар вдруг становится невыносимым, как самый ужасный солнечный ожог на свете. Я уже думаю, что мы вот-вот загоримся сами, когда наш конец моста обрушивается вниз, унося с собой мистера Макирни и его коня. Мы садимся и смотрим, как они падают, падают, падают в реку… она слишком далеко, им не выжить. Мост еще наполовину цел; он с грохотом врезается в скалу на другом берегу, но пламя такое сильное, что через несколько минут от него останется один пепел. Мэру, мистеру Прентиссу-младшему и всем остальным приходится повернуть лошадей.
Девчонка отползает от меня, и секунду мы молча лежим, отдуваясь и кашляя, пытаясь прийти в себя.
Вот это да!
– Ты цел? – спрашиваю я Манчи, все еще держа его за ошейник.
– Огонь, Тодд! – лает он.
– Ага! Большой-пребольшой огонь. А ты как, цела? – спрашиваю я девчонку, которая корчится на земле и кашляет. – Черт, что было в этой штуке?
Она, разумеется, не отвечает.
– ТОДД ХЬЮИТТ! – слышится с другого берега.
Я поднимаю взгляд. Это мэр. Впервые в жизни он обращается ко мне лично, сквозь пелену дыма и жара, от которой по его телу словно идет рябь.
– Это еще не конец, малыш Тодд! – кричит он сквозь рев реки и огня. – Все впереди!
Мэр спокоен, одежда на нем по-прежнему чистенькая, сапоги блестят, и всем ясно: ничто не помешает ему добиться задуманного.
Я встаю и показываю ему неприличный жест, но он уже скрывается за клубами дыма.
Кашляю и снова сплевываю кровь.
– Надо идти дальше, – с трудом выдавливаю я сквозь кашель. – Может, он вернется, а может, другого пути через реку нет, но ждать нельзя.
В пыли валяется мой нож. Меня мгновенно охватывает стыд, похожий на новую боль – она прибавляется к остальным. Что же я наговорил… Я нагибаюсь, поднимаю нож и убираю в ножны.
Девчонка все еще сидит с опущенной головой и кашляет. Я беру с земли сумку и протягиваю ей:
– Пошли. Хоть от дыма подальше отойдем.