слышу, ясно? И как прикажешь тебя понимать? Откуда я должен знать, что у тебя на уме, если ты все скрываешь?
– Я не скрываю! Я просто веду себя, как нормальные люди.
– Здесь это не нормально, Ви.
– А ты-то откуда знаешь? Смотрю, тебя удивляет чуть ли не все, что тебе говорят! У вас там вообще школ нет? Ты хоть что-нибудь знаешь?
– Людям не до истории, когда они пытаются выжить! – выплевываю я, чуть не задыхаясь от обиды.
– А вот и неправда, именно в такие времена история важней всего, – говорит вернувшаяся к столу Хильди. – А если ссоритесь вы только потому, что устали, значит, устали вы до полусмерти. За мной!
Мы с Виолой злобно пялимся друг на друга, но послушно встаем и идем за Хильди в большую общую комнату.
– Тодд! – лает Манчи, не отрываясь от бараньей косточки, которой угостил его Тэм.
– Гостевые комнаты у нас приспособлены под другие цели, – говорит Хильди. – Так что обойдетесь этими софочками.
Мы помогаем ей застелить постели: Виола все еще дуется, а мой Шум насквозь красный.
– Ну а теперь, – говорит Хильди, когда мы заканчиваем, – извинитесь друг перед другом.
– Что? – переспрашивает Виола. – С какой стати?
– Это вообще не ваше дело! – бормочу я.
– Нельзя засыпать с обидой в сердце, – подбоченившись, объясняет Хильди.
Такое ощущение, что она не сдвинется с места, пока мы не извинимся. И будет громко хохотать, если кто-то попытается ее сдвинуть.
Мы с Виолой молчим.
– Он спас тебе жизнь или нет? – спрашивает Хильди Виолу.
Та опускает глаза и соглашается.
– Вот именно, спас! – говорю я.
– А она спасла твою, так? На мосту.
Ой!
– Вот именно «ой», – говорит Хильди. – Неужели вы не понимаете, как много это значит?
Мы молчим.
Хильди вздыхает:
– Ладно. Двух таких взрослых щенят вполне можно оставить извиняться наедине. – Она уходит, даже не попрощавшись.
Я отворачиваюсь от Виолы, а она от меня. Разуваюсь и залезаю под одеяло (Хильдины софочки оказались всего-навсего диванами). Виола делает то же самое. Манчи запрыгивает на мой диван и укладывается в ногах.
Тишину нарушают только мой Шум да потрескивание огня в камине – зачем он нужен, непонятно, на улице и так жарища. Солнце только-только начинает садиться, но подушки и простыни такие мягкие, а в комнате так тепло, что глаза сами слипаются.
– Тодд? – окликает меня Виола со своего дивана.
Я тут же просыпаюсь:
– А?
Секунду она молчит – может, раздумывает, как лучше извиниться?
– В твоей книжке написано, что нам делать в Фарбранче?
Мой Шум немного краснеет.
– Тебе-то какое дело, что написано в моей книжке? Она моя, и писали ее для меня.
– Ты помнишь, как первый раз показал мне карту? В лесу? – спрашивает Виола. – И сказал, что нам надо добраться до этого поселения? Помнишь, что было написано под ним?