, или Нет, вы только послушайте, как поет, или Сегодня же починю эту клеть, или Сейчас он оттуда свалится и так далее и тому подобное – словом, самые обычные рассуждения о том о сем, которые по сравнению с черным прентисстаунским Шумом кажутся приятной теплой водой.
– Иногда эта вода чернеет, Тодд, – говорит Хильди. – Мужчины здесь тоже вспыльчивы. Да и женщины.
– Вообще-то невежливо все время слушать Шум другого мужчины! – огрызаюсь я.
– Твоя правда, щенок. – Женщина ухмыляется. – Но ты же сам сказал, что ты пока не мужчина.
Мы проходим через самый центр города, по которому туда-сюда расхаживают люди. Все они вежливо салютуют Хильди и удивленно пялятся на нас.
Я пялюсь в ответ.
Если хорошенько прислушаться, легко установить, где в городе находятся женщины, а где мужчины. Женщины похожи на скалы, омываемые Шумом: точки их тишины рассыпаны по всему поселению. Ей-богу, если б мне дали постоять и подумать минутку, я бы смог сосчитать, сколько женщин в каждом доме.
А рядом с Шумом десятков мужчин эта тишина…
Знаете, она уже и вполовину не такая грустная.
Тут я замечаю, что из-за кустов за нами наблюдают какие-то крошечные человечки.
Дети.
Дети, и гораздо младше меня.
Первый раз таких вижу.
Проходящая мимо женщина с полной корзинкой гонит их прочь. Она улыбается и хмурится одновременно, а дети, хихикая, прячутся за церковью.
Я провожаю их взглядом. В груди тоскливо тянет.
– Идешь, нет? – окликает меня Хильди.
– Ага, – отвечаю я и иду за ней, то и дело оглядываясь. Дети. Самые настоящие дети. Выходит, здесь безопасно.
Может, и Виола сможет ужиться среди этих добрых и славных (на вид, по крайней мере) мужчин, женщин и детей. Может, здесь она будет в безопасности, даже если я нет.
Наверняка так и будет.
Я кошусь на Виолу, и она тут же отводит глаза.
Хильди приводит нас к самой дальней постройке Фарбранча; ко входу ведет лестница, а над крышей развевается небольшой флаг.
Я останавливаюсь.
– Дом мэра? – спрашиваю. – Да?
– Заместителя мэра, – отвечает Хильди, с громким топотом поднимаясь по деревянной лестнице. – И моей сестры.
– Моей тоже, – добавляет открывшая нам дверь женщина – точь-в-точь Хильди, только немножко пухлее, моложе и сердитей.
– Франсиа! – восклицает Хильди.
– Хильди, – улыбается Франсиа.
Они кивают друг другу – не обнимаются, не пожимают руки, а просто кивают.
– Что за напасть ты притащила в мой город? – спрашивает Франсиа, окидывая нас взглядом.
– Так он теперь твой? – улыбаясь и приподнимая брови, говорит Хильди. Затем поворачивается к нам: – Как я уже сказала Мэтью Лайлу, этим щеняткам нужно убежище. А если Фарбранч не убежище, то что?